Мировая история для чайников. Том 1. Дописьменная история человечества - Александр Фарбер

и Янцзы. Здесь начали выращивать ячмень, просо, рис. Этот район, по предположению некоторых антропологов, стал местом возникновения монголоидной расы. Скорее всего, у группы людей, начавшей заниматься здесь сельским хозяйством, случайным образом сложились специфические физические черты. Занятие земледелием привело к резкому росту их популяции и расселению на расширяющуюся периферию. Признаки, которые мы теперь называем монголоидными, распространялись вместе с ними. По мере расширения они вытесняли охотников-собирателей или ассимилировали их, распространяя при этом свои антропологические особенности. В результате возникли различные варианты монголоидной расы.

Чуть позже земледелие проникло в Индию. Археологические находки указывают на первые следы сельскохозяйственной деятельности в Белуджистане — северо-западном регионе, расположенном на стыке Ближнего Востока и Индостана. Около 6000 года до н. э. там возникают первые земледельческие общины. Спустя три тысячи лет появляются признаки оседлой жизни на Индо-Гангской равнине. Из этого северного региона земледелие постепенно распространилось по всему Индостанскому полуострову.

К V тысячелетию до н. э. в Мезоамерике (область от центра Мексики до Никарагуа) начали формироваться земледельческие культуры. Первоначально культивировались бобы, перец и агава, а позднее — маис (кукуруза), который стал основой местного рациона. Чуть раньше в районе Перу начали выращивать фасоль, а позже тыкву, перец, маис и картофель.

Переход к сельскому хозяйству в Африке южнее Сахары произошёл значительно позже. Случилось это между III и II тысячелетиями до н. э. Правда, в этом регионе растений, годных для одомашнивания, было значительно меньше.

Интересен взгляд биолога, физиолога и географа Джареда Даймонда на развитие человеческих сообществ. По его теории, которое он очень аргументировано доказывает в своей книге «Ружья, микробы и сталь: Судьбы человеческих обществ» («Guns, Germs, and Steel: The Fates of Human Societies»), успех развития цивилизации определялся не биологическими различиями между людьми, а географическими и экологическими факторами. По его мнению, именно эти факторы, а не какие-то врождённые способности народов, сыграли ключевую роль в формировании глобального неравенства.

Наибольшее количество растений и животных, пригодных для одомашнивания, оказалось в Евразии. Климатические условия на широтах Плодородного полумесяца и Средиземноморского бассейна также способствовали этому процессу. Это позволило развивать сельское хозяйство, создавая излишки, на которые можно было содержать возникающие государственные структуры.

Не менее важную роль в этом процессе сыграла и форма континентов. Похожие климатические условия, а также одинаковая продолжительность дня и ночи способствовали распространению технологий и культурных достижений по оси Восток-Запад в Евразии. В Америке и Африке перемещение технологий должно было идти по осям Юг-Север. Это было затруднено из-за различных климатических условий и трудно проходимых участков суши.

Хотя в доколумбовой Америке знали колесо, его применение ограничивалось детскими игрушками и декоративными изделиями. Пересечённая местность и отсутствие тягловых животных не позволяли использовать колёсный транспорт. Да и вьючных животных там не было, разве что ламы у инков. Потому торговые караваны аборигенов включали большое число носильщиков.

Из-за трудностей в передаче технологий с юга на север, в Америке знания и культуры не распространялись так свободно, как в Евразии. Например, картофель, которым кормилась половина Южной Америки, не был известен в Северной. Его туда привезли испанцы уже из Европы. До этого основной едой на территории будущей Мексики были кукурузные лепёшки.

На территории Евразии были одомашнены почти все известные нам сегодня домашние животные. А вот в Африке и Австралии не оказалось ни одного животного, подходящего для одомашнивания. Возможно австралийцы, осваивая материк, уничтожили таких животных. В Африке же таких животных просто не нашлось. Например, зебра внешне напоминает лошадь, но из-за своей агрессивности и непредсказуемого характера она совершенно не пригодна для приручения.

Аборигены Австралии в основном вели жизнь охотников-собирателей. Однако иногда они пропалывали заросли злаков, а выкапывая ямс, зарывали его головки в землю, тем самым невольно способствуя его размножению. На этом их земледельческие практики и ограничивались.

Советский и российский историк, Юрий Берёзкин обращает внимание и на другие факторы, влияющие на развитие первобытных обществ. Он, в частности, сравнивает товарообмен на Ближнем Востоке и в Южной Америке. На Ближнем Востоке происходил обмен утилитарными товарами. Зерно меняли на овец, древесину кедров — на керамику или металлические изделия. Такой обмен сопровождался и передачей знаний, что способствовало ускоренному развитию общества.

В Южной Америке племена, живущие на побережье, доставали из моря раковины. Раковины эти находились в труднодоступных местах. Из-за сильных волн вылавливать их приходилось с риском для жизни. Вся ценность этих раковин — их красота и редкость. Племена, живущие в горах, выращивали наркосодержащие растения. Эти наркотики обменивали на раковины. Так устанавливался своеобразный баланс: и те и другие щеголяли в изысканных украшениях и предавались галлюцинациям.

Живущие на берегу питались рыбой, а племена в горах выращивали картофель. Пищей каждое племя снабжало себя самостоятельно. Такой товарообмен носил ритуально-престижный характер. Он не касался жизненно важных ресурсов и не способствовал ускоренному развитию общества.

По этому поводу вспоминается фраза Бернарда Шоу: «Если у вас есть яблоко и у меня есть яблоко, и если мы обмениваемся этими яблоками, то у вас и у меня остается по одному яблоку. А если у вас есть идея и у меня есть идея и мы обмениваемся идеями, то у каждого из нас будет по две идеи.»

Развитие молочного животноводства привело к приобретению у взрослого населения толерантности к лактозе — способности усваивать молочный сахар. Она более всего распространена в умеренном климате, но и встречается у скотоводов в низких широтах. У большинства млекопитающих только детёныши способны переваривать углевод лактозу, содержащуюся в молоке. У взрослых эта способность обычно утрачивается. Общества, где молочное животноводство играло важную роль, должны были дать молоку свернуться для получения йогурта или сыра. Однако со временем люди в этих обществах эволюционировали так, что и взрослые стали способны усваивать молоко. Их организм стал вырабатывать фермент лактаза.

По степени распространённости способности усваивать лактозу у взрослых можно выяснить биогеографию развития молочного животноводства. Большинство северных европейцев толерантно к лактозе. У скандинавов их более 90 %. В Южной Европе и на Ближнем Востоке молоко в чистом виде переносит около половины населения. Очень низка способность выработки лактазы у китайцев — только у 1 % населения. У населения Африки она также не высока. Исключением является высокая толерантность к лактозе африканского народа тутси (90 %). Они издревле занимаются молочным животноводством.

Итак, одни племена перешли к земледелию, другие стали скотоводами. Эти процессы происходили примерно в одно и то же время. 6 тысяч лет назад крупный домашний скот начали использовать для вспашки полей и рытья оросительных систем.

Каковы были взаимоотшения между племенами земледельцев и скотоводов на заре аграрной революции, нам теперь не узнать. Однако история народов Африки