Камрань, или Последний "Фокстрот" - Юрий Николаевич Крутских

– Приготовить правый дизель для продувания главного балласта дизелем без хода! – звучит очередная команда.

– Ага! – соображаю я. – Значит, уже всплыли в позиционное положение!

Так оно и есть. Через пару минут застучал, забухал на низких оборотах дизель. Давно забытая вибрация монотонно бьёт по железу корпуса. По мере продувания балласта рубка всё выше поднимается над поверхностью воды и всё сильнее ощущается качка. Когда из воды показалась белая полоска крейсерской ватерлинии, болтанка усилилась настолько, что на камбузе опрокинулся бачок с только что сваренным компотом.

Ещё несколько минут – и должны прозвучать всеми с нетерпением ожидаемые команды:

– Отдраен верхний рубочный люк!

– Провентилировать отсеки!

– Боевая готовность номер два надводная. Первой боевой смене заступить!

– Подвахтенным от мест отойти. Личному составу разрешен выход наверх по секторам!

Но вместо этого по трансляции торжественно раздалось:

– Товарищи подводники!

От такого официального обращения всем стало как-то не по себе. Я даже испугался за судьбу Перестройки и подумал, не умер ли кто? Не скопытился ли Горбачёв? Но оказалось, что никто не умер, а даже наоборот. Командир сбавил тон и продолжил менее пафосно:

– У нашего боевого товарища, командира торпедной группы лейтенанта Крутских позавчера, 14 мая, родилась дочь! Вес – три с половиной килограмма! Рост – пятьдесят два сантиметра! Мама и ребёнок здоровы и передают папе привет.

На секунду воцарилась мёртвая тишина.

– Поздравляю, минёр! – добавил командир после небольшой паузы, уже неофициально, тепло и просто.

Затем слово взял замполит. Он долго и путано говорил о семье как ячейке общества, о славном и нужном почине (что он имел в виду?), но я его особо не слушал. Я хоть и был внутренне готов к случившемуся, но не ожидал, что это произойдет сейчас и именно так. Привстав с кресла, я стоял, полусогнувшись, в нелепой позе и смущённо улыбался.

Первым на радиосообщение отреагировал Самокатов. Он подкатился ко мне чуть ли не кубарем, схватил руку и начал её с жаром трясти. Затем подошли и остальные «сокамерники». Все вместе хором они стали меня поздравлять и так же ожесточённо трясти руку. Макс Кумпельбакский предложил тут же выпить за новорождённую и достал из своего рундука литровую жестянку томатного сока. Дважды ткнув отвёрткой в крышку банки, он разлил её ярко-красное содержимое по шести граненым стаканам и провозгласил тост:

– За новоиспечённых отца и дочь!

Когда сняли тревогу и я прошёлся по кораблю, за руку меня подёргали и похлопали по плечу абсолютно все члены нашего экипажа. Нет, вру – не все. Не поздравил только Кульков, но по уважительной, конечно, причине. Он, как мы помним, со вчерашнего вечера скрывался в неизведанных шхерах, спасаясь от скальпеля доктора Ломова.

Последним поздравившим (это когда я уже поднялся на мостик) был старпом. Он так сжал клешнями мою многострадальную руку и с таким остервенением её дёрнул, что чуть окончательно не оторвал.

Таким вот образом подводники и становятся отцами!

Глава 14 Жизнь после всплытия, или почему не стоит курить

Сразу же после всплытия настроили-запустили вентиляцию, дизеля заработали на продув. В отсеках стало хоть и не намного прохладнее, но уже от осознания того, что находимся на поверхности и открыт рубочный люк, дышать теперь гораздо легче. Тут же по команде центрального поста были расснаряжены РДУ и утилизированы опасные отходы: отработанные побелевшие пластины регенерации со всевозможными предосторожностями вынуты из железных коробок, подняты наверх и с мостика сброшены в море.

От седьмого отсека выполнить это ответственное задание вызвался Самокатов, при том что в другое время подняться наверх с мусорным мешком считалось для него зазорным и принципиально неприемлемым.

Объяснение такому рвению простое – в этом случае в числе нескольких подобных ему хитрецов-добровольцев Самокатов получал возможность одним из первых оказаться на мостике и раньше других своих собратьев хватануть глоток свежего воздуха, а если повезёт, то и перекурить. Он даже взял на себя (совершенно бескорыстно!) дополнительные обязанности – как можно дальше от корпуса лодки зашвыривать отработанную регенерацию, исправно поступающую по трапу наверх из всех остальных отсеков. С этим делом Камаз справился отлично, и долго ещё шипела, пенилась вода у бортов, бессмысленно выделяя в атмосферу оставшийся в полуразложившихся пластинах кислород.

Как ни истосковалась душа по свежему воздуху и высокому небу над головой, мне, как и многим другим матросам и офицерам корабля, сразу же попасть наверх оказалось невозможным: пока я бродил по отсекам, принимая со всех сторон поздравления, народу в ограждении рубки набилось – не протолкнуться.

Командир, старпом и замполит – всегда первые на мостике и уже несколько минут остывают, наслаждаясь относительной прохладой влажной тропической ночи. Отдраив боковую дверь рубки, на наружную палубу вышел механик в компании с парой мотористов. Подсвечивая себе фонариком, он полез под кормовую надстройку проверять, почему под водой подтекала захлопка подачи воздуха к среднему дизелю.

Но вот наверху стало свободнее. Всласть накурившись и надышавшись, первая партия счастливчиков отправилась спать. По трапу наверх потянулись свободные от вахты офицеры и матросы корабля. Не все, конечно, одновременно. На этот случай на подводном флоте всё уже давно продумано и должным образом порешено. Чтобы не создавать толкучку и лишний ажиотаж, на каждый отсек имеется по жетону-сектору, иногда – по два. Выходить наверх разрешается только по предъявлении одного из этих металлических кружков с выбитым на нём номером отсека.

Поднявшись по трапу и едва лишь высунув из люка голову, счастливый обладатель жетона предъявляет его вахтенному офицеру как пропуск. Получив добро на выход, он показывается из горловины весь и вешает жетон на один из специальных крючков, находящихся поблизости. Когда через некоторое время проветрившийся и до одури накурившийся моряк спускается, то обязательно забирает жетон с собой, чтобы передать его внизу другому терпеливо дожидающемуся своей очереди товарищу. Как мы видим, даже в надводном положении моряки-подводники не всегда могут дышать свежим воздухом, когда им этого захочется. Но так придумано не для того, чтобы сделать подводную службу привлекательной исключительно для самых отъявленных садомазохистов, а с чисто практической целью. Во время войны, когда вокруг разбросаны мины и с любой стороны можно получить торпеду в борт, для наблюдения за водной поверхностью важна любая дополнительная пара глаз. Поэтому свободным от вахты матросам нарезались индивидуальные сектора, чтобы они глядели только в эту сторону. Отсюда и название. Кроме того, при такой организации вахтенный