Русские солдаты в Северной Африке (1940–1945 гг.). Эль-Аламейн: неизвестные страницы войны - Владимир Владимирович Беляков

Всего – 709 бойцов. Стояла жарища, разыгралась песчаная буря. Людей мучила страшная жажда. Но они медленно продвигались вперед, понимая, что лишь в оазисе их ждет спасение.

Джарабуб оказался занят немцами, но гарнизон был невелик, и после короткого боя люди Хлебникова взяли оазис. Всем им нужен был длительный отдых, а большинству танков и машин – ремонт. Лишь на 13-й день Хлебников построил отряд, и он двинулся на северо-восток. На 5-ю ночь наскочили на тылы итальянской дивизии, не ожидавшей удара в спину. Бой был недолгим, но кровавым. Потеряв около пятидесяти человек убитыми, отряд Хлебникова к утру вышел к Эль-Аламейну, в расположение индийской дивизии.

Индийцы встретили отряд восторженно и сообщили, что в Каир по пути в Москву прилетел Черчилль. Хлебников отправился к Окинлеку и застал его расстроенным: премьер снял генерала со своего поста. Новым командующим 8-й армией назначен генерал Монтгомери.

Должен отметить, что канва военных действий в Северной Африке летом 1942 года выписана Борзенко весьма тщательно. То же самое относится и к описанию местности, особенно пустыни, тех невероятно тяжелых условий, в которых вели войну солдаты с обеих сторон. Ну, а описание сражения при Эль-Аламейне сделано так, будто вышло из-под пера военного историка. Видно, что автор повести основательно потрудился, собирая для нее фактический материал.

Хлебникова в бой не пустили, его приставили к штабу танковой дивизии. А вот его товарищи-танкисты влились в ряды защитников Эль-Ала-мейна. Двое из них погибли.

Заканчивается повесть так: Хлебникова расстреливает вражеский самолет. «Падая побледневшим лицом на север, Хлебников выбросил руки вперед, словно стараясь дотянуться до Родины.

Горячий ветер из Сахары старательно принялся заносить тело песком и к утру насыпал над ним неуютный могильный холмик».

Разведка боем

Итак, получив письмо от Вячеслава Афанасьева с вырезкой из «Советской России» и прочитав книгу Сергея Борзенко, я отправился в Эль-Ала-мейн. Сомнений в том, что книга основана на реальных фактах, не было.

От старших коллег по «Правде» я узнал, что Сергей Александрович Борзенко (1909–1972) прошел Великую Отечественную с первого и до последнего дня в качестве военного корреспондента. Он первым из журналистов и писателей был удостоен звания Героя Советского Союза. Как сказано в указе Президиума Верховного Совета СССР от 17 ноября 1943 года, «за форсирование Керченского пролива, захват плацдарма на Керченском полуострове и проявленные при этом отвагу и геройство». После войны Борзенко работал в «Правде», в качестве ее специального корреспондента побывал в двух десятках стран, включая Египет. Не бросая журналистики, занимался и литературой. Он автор нескольких романов и повестей, в основном о войне.

По Борзенко наши соотечественники не только сражались в египетских песках, но и погибали там. Быть может, те, чья жизнь оборвалась у Эль-Аламейна, и сейчас еще числятся на родине «пропавшими без вести», и где-то ждут их родные и близкие…

Надгробные плиты стоят шеренгами, будто солдаты в строю. Могилы разделены на сектора-батальоны поперечными дорожками. У входа на кладбище – колоннада-кенотаф, венчает же его огромный каменный крест.

Когда бродишь по кладбищу союзников в Эль-Аламейне, то понимаешь, почему та война называлась мировой. На надгробных плитах – не только английские, но и французские, польские, чешские, индийские, еврейские, африканские имена… Представители более двух десятков стран разных континентов участвовали в этом сражении. А что же наши соотечественники?

Два дня в августовский зной 1987 года с присоединившимся ко мне в поездке корреспондентом агентства печати «Новости» Иваном Меньшиковым мы проводили, что называется, разведку боем: осматривали в Эль-Аламейне могилу за могилой. Но ни одного советского солдата мы там не нашли. Во всяком случае, среди тех, чьи имена выбиты на надгробных стелах. Тогда мы присели в тени колоннады и обратились к справочной книге, где в алфавитном порядке расположены 11945 имен тех, кто в разное время погиб в Северной Африке и неизвестно где похоронен. Фамилии этих людей выбиты на стенах колоннады.

К мемориалу то и дело подъезжают туристические автобусы. Толпы экскурсантов, преимущественно европейцев, проходят обычно колоннаду насквозь и устремляются прямо на кладбище. Но от одной группы отделяются худенькая рыжеволосая женщина и с ней – мужчина чуть постарше. Сначала они просто наблюдают, как мы изучаем книгу, а спустя некоторое время начинают выказывать признаки нетерпения.

– Простите, вы еще долго? – спрашивает по-английски женщина. – Можно взять книгу на одну минутку?

Мы передаем ей книгу.

– Где-то тут похоронен мой дедушка, – поясняет женщина.

– Так вы здесь в первый раз?

– Ну да! – вступает в разговор мужчина. – Приехали по турпутевке. А вообще живем в Австралии, в Аделаиде.

– Нашла! Сектор В-16! – Женщина возвращает нам книгу. – Славу Богу! Я всегда так хотела встретиться с дедушкой!

Они уходят искать могилу, а мы досматриваем книгу. Осталась уже последняя буква английского алфавита, «зет». И вот – читаем: «Младший лейтенант Звегинцов Иван Дмитриевич. Погиб 28 декабря 1941 года. Смотри 29 колонну».

Находим нужную колонну, а на ней – такое привычное глазу русское имя. Все так, как в книге. Но русский – не обязательно советский. Возможно, он из эмигрантов. Надо навести справки.

В Каире Меньшиков встретился с британским военным атташе и попросил его сделать запрос в штаб-квартиру Комиссии по военным захоронениям стран Содружества в английском городе Мейденхед. Ответ, по словам британского полковника, был таким: «Мистер Звегинцов – советский офицер». Но когда спустя некоторое время, уже после возвращения Ивана в Москву, я запросил также Центральный архив министерства обороны СССР в городе Подольске, ответ оказался совсем другим: «В картотеке по учету безвозвратных потерь офицерского состава младший лейтенант Звегинцов (Звягинцов, Звегинцев) Иван Дмитриевич не значится». Загадку эту я разгадал лишь спустя полтора десятилетия.

Поправка к «Некрополю»

1 августа 2000 года я опубликовал в «Труде», где в ту пору работал, очерк о живущей в Александрии дочери русских эмигрантов Татьяне Николаевне Монти. Упомянул в нем о «русском склепе» на греческом православном кладбище в центре города, где похоронены наши соотечественники, для которых Египет стал второй родиной. Вскоре в корпункт пришло письмо из Владикавказа, от профессора Северо-Осетинского государственного университета Галины Таймуразовны Дзагуровой. Она писала, что занимается изучением русской эмиграции и просит прислать ей список россиян, похороненных в Александрии.

Если уж составлять список соотечественников, закончивших свой жизненный путь в Египте, то не только александрийцев, подумал я. И надо издать его отдельной брошюрой. Ведь это важный источник и по истории русской эмиграции, и по генеалогии