Марина Цветаева. Письма 1933-1936 - Марина Ивановна Цветаева

издательстве «Современных записок». До этого небольшие фрагменты романа публиковались в газете «Возрождение», более крупные — в «Современных записках» (1929–1930, № 39-43).

599

 В черновой тетради Цветаевой сохранился набросок ее статьи «Державин». И хотя поводом для ее написания, очевидно, послужила книга Ходасевича, о самой книге в предполагаемом эссе практически не говорится Цветаева, в иносказательной форме, рассуждает об отношениях двух поэтов, которые представлены персонажами известной басни И.А. Крылова «Кукушка и петух» (1841). Ниже приводится текст наброска статьи «Державин» (публикуется впервые; РГАЛИ, ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 25, л. 4 об. — 7 об.)

«Здесь в эмиграции существует мнение, что нам приходится писать друг о друге. Я не буду оспаривать, а хочу постепенно вскрыть.

Но друг о друге, о ком же писать как не другу о друге. Ибо не о враге же писать — и не врагу же! Вражда слепа, так же как любовь полуслепа, так же как любовь — так <нрзб>. здесь одно черное — и полнозряща, яснозряща только дружба. <зачеркнуто: Кроме того, что значит, приходится> Равнодушие же — полная слепость, как белая лошадь на оба глаза и глаза уже покрыты сплошь больше: беленой.

Но против одного я восстаю: приходится. Что значит приходится? Если судьбинно, внутренно согласна, если по бытовым или иным соображениям нет. Не из кого выбрать — так совсем не выбирать. Так я и девушкам посоветую, не тому пишущим.

Вы терпите обывательский припев: Зачем же не боясь греха?

Чудесно. Но думали ли вы друзья мои, что кукушку-то он похвалил до ее похвал, от чистого сердца и восторга, от чистого восторга сердца, за это самое ее куку (которое так чудно знаменуется с кукуреку) и что одна чистая душа в этом курятнике уже есть. А если есть одна чистая душа, то почему же не быть второй.

— Но кукушка <сверху: петух>-то — обывательское возражение — похвалила его затем, чтобы он ее похвалил.

Господи, как сложно*, как иезуитично и макиавельно для таких простых птиц и вещей! А главное при таком пении — откуда корысть? Что проще и естественнее петуху на кукушку и ей на него радоваться, когда на них радуются — сначала до конца все — все дети, все крестьяне и все поэты земли? И главное когда они оба заведомо так чудно поют, <поверх строки: певцы и в пении, своем и чужом, знают толк?> то есть когда оба — для себя и других — уже заведомо ценное.

<зачеркнуто: Нет, радоваться проще чем расчитывать>

Нет, плохой выбрал <сверху: дал> пример свой обыватель — мне

Крылов выбрал именно этих двух несомненных в своей прелести птиц <пропущено слово> и не забудем — радостных <сверху: разностных> птиц.

Петуху, пророчествующему <сверху: возвещающему> день и перемену погоды, нечего заискивать у кукушки, однообразной и оплакивающей своих детей, он может <зачеркнуто: только сочувствовать ее горю> сказать, что она <зачеркнуто: его> им хорошо <зачеркнуто: оплакивает> поет, равно как кукушке плакальщице не за чем подольщаться к <зачеркнуто: вестнику дня> петуху, <зачеркнуто: хвала ее скромней>, а <зачеркнуто: благодарна она ему за то, что он ей своей благодарностью может только> Это — разные дары и разные миры.

И главное, оба, для лести и корысти, слишком заняты своим: он — солнцем <сверху: восходом>, она — потерянными птенцами, и каждый своим пением.

Их взаимная хвала — чистейшая благодарность за то, что каждый другому — пением — помогает жить — украшает жизнь и этим помогает остальным жить.

Так что басня Крылова кроме того, что — как большинство басен безнравственна <сверху: аморальна> но и fehlgeschlagen[2092].

Взял бы ворону, скажем, и сову <сверху: филина> — черное, ночное <сверху: кобчика скажем> — да. А этих — <зачеркнуто: его красноперого и ее рябую> невидимую в зелени, но только слышимую, такую любящую в зелени — нет. Всякая хвала — естественна, всякая корысть неестественна. Итак, обратно Крылову, и согласно Рильке

— haben sollen wir![2093]

А неверен пример — неверна и мысль. <…>

_____

Не буду оспаривать, а попытаюсь вскрыть. Вслушаемся в слово друг о друге и услышим. Дружба с знания начинается, с узнавания <сверху: признания> роднит, дружба есть притяжение родства, духовное родство.

И вот от женского скромного, но сильного лица кукушки, протестую <сверху: объявляю>: если я, кукушка, хвалю петуха, то не для того, чтобы он меня похвалил — за то, что я так хорошо плачу <сверху: кукую>, а за то, что я, слыша его обратное моему сторожевое пенье, может быть сама — радостно кукую.

А за то, что мне от его „кукареку“ — легче жить.

А потому, что он хорошо поет.

А потому, что я на его кукареку радуюсь.

И вот от мужского боевого лица петуха (которое мне, может быть, лично, больше к лицу) объявляю:

Если я, петух, хвалю кукушку, то не для того чтобы она меня похвалила — за то, что я такой

Потому что она меня похвалила — и сам знаю, что я хорошо пою! — то есть один за всех не сплю — а потому что мне, красноперому, боевому, сторожевому — ее женское унылое земное куку — нравится,

такое другое и такое родное — НРАВИТСЯ.

_____

То есть вникнуть в корень слов и наконец понять, что мы

Вникнем в корень слова друг о друге и постараемся понять, что мы сами говорим. Друг — о друге. О ком же так и как не другу о друге.

Сделали так, что обыватель на нас тычет, приписывая нам свои обывательские чувства.

Далее: что значит „в эмиграции“, почему именно в эмиграции — приходится. Что меня касается, я здесь так же пишу о Пастернаке, как писала там, а если я иначе пишу о В.Ф. Ходасевиче, то вовсе не по признаку местному, для пишущего не существующему. При том В.Ф. Ходасевич давно <сверху: задолго> до здесь начался, как и я сама. Пишу я о Поплавском, например — скорее уж — по старой дружбе, если не личной, то сопричастной надличной — уходящего поколения».

600

 Гавриил (Гаврила) Романович Державин (1743–1816), поэт, государственный деятель, сенатор, был женат дважды: в первом браке на Екатерине Яковлевне Бастидон (1761–1794), во втором — на Дарье Алексеевне Дьяковой (1767-1842). Первый брак длился 16 лет, второй — 22 года. Детей он не имел ни от первого, ни от второго брака. В 1800 г., после смерти своего друга, сенатора Петра Гавриловича Лазарева (1743–1800), Держании принял