Римские древности - Дионисий Галикарнасский

в трауре, отказываясь от пурпурных одежд и золота. 3. И хотя по вынесении приговора суда его осудили не на смерть, но к пене, которая для того, кто пересчитывает средства на сегодняшний день, показалась бы смехотворной, однако для людей того времени, которые жили своим трудом и сообразно тому, как они трудились, а особенно для того мужа, который унаследовал бедность от своего отца, штраф этот был суровым и тяжелым, составляя две тысячи ассов. Асс же тогда представлял собой медную монету весом в один фунт, так что весь штраф составил по весу шестнадцать талантов меди. 4. Так как этот штраф возбудил в людях негодование, то они, желая все исправить, отменили денежную пеню и заменили ее штрафом в мелком и крупном скоте, установив максимальное его количество таким, которое впоследствии стало взиматься должностными лицами в штрафах, налагаемых на частных лиц. Из-за этого осуждения Менения патриции получили новый повод для обид на плебеев и не позволяли им ни провести раздел земельных наделов, ни осуществить никаких уступок в их пользу. Спустя немного времени народ раскаялся в принятых решениях, узнав о смерти этого мужа: ведь он перестал общаться с людьми и никто не встречал его в общественных местах. Хотя было решено после уплаты им штрафа не лишать его участия в общественных делах — ведь очень многие из его близких были готовы возместить ему этот штраф, — он же не пожелал этого, но, признав смерть за счастье, все время проводил дома и никого не принимал, наконец, изможденный печалями и воздержанием в пище, он ушел из жизни. Вот таковы были события, происшедшие в том году.

XXVIII. Когда консульскую власть приняли на себя Публий Валерий Попликола и Гай Навций, другой муж, опять-таки из патрициев, Сервий Сервилий, который в прошедшем году исполнял консульскую власть, после сложения с себя полномочий был вызван в суд, грозивший ему смертным приговором. Его обвинителями в суде перед народом были двое плебейских трибунов, Луций Цедиций и Тит Стаций, потребовавшие у него отчета не по поводу некоего прегрешения, но из-за выпавшей на его долю судьбы, так как муж сей, бросившись в ходе битвы с тирренами к лагерю врагов более с отвагой, нежели с расчетом, был обращен в бегство находившимися в лагере воинами, которые выступили против него, и из-за этого лишился цвета римской молодежи. 2. Этот процесс патрициям показался самым тяжелым из всех вообще судилищ, и, собираясь между собой, они негодовали и считали ужасным то, что мужество военачальников, не останавливающихся перед лицом опасности, при противодействии им Судьбы станет предметом уголовных обвинений в их адрес. Патриции убеждали, что такие разбирательства станут причиной трусости, нерешительности и отсутствия самостоятельности у военачальников, благодаря чему в итоге и свобода уничтожается, и владычество разрушается. 3. Патриции настойчиво взывали к плебеям, чтобы те не осуждали этого человека, убеждая их, что они очень сильно повредят общему благу, наказывая полководцев за неудачи. 4. Когда же настало время судебного слушания, один из плебейских трибунов, Луций Цедиций, выступил вперед и обвинил Сервия Сервилия в том, что он по глупости и из-за неумения воевать повел войска на очевидную гибель и погубил-таки лучший цвет города, и если бы его коллега вовремя не узнал о несчастье и, со всей поспешностью приведя войска, не оттеснил бы врагов и не спас бы своих, то ничего не помешало бы тому, что и другое войско полностью погибло бы, и в конце концов гражданство сократилось бы наполовину. 5. Сказав это, он начал приводить в подтверждение своих слов свидетелей: оставшихся в живых центурионов и кое-кого из рядовых воинов, которые, стремясь оправдать собственный позор за такое поражение и бегство, обвиняли военачальника за неудачное сражение. Потом обвинитель, вызвав у всех глубокое сострадание к судьбе стольких погибших во время этого несчастья и невероятно преувеличив все остальное, что говорилось публично из ненависти к патрициям и должно было дать отпор тем, кто пожелает защищать этого мужа, с большим презрением к обвиняемому изложив все это, наконец предоставил ему слово.

XXIX. Сервилий же, начав свою защиту, сказал так: «Если вы, о граждане, вызвали меня в суд и требуете отчета в том, как я командовал войском, то я готов защищаться, но если вы вызвали меня, чтобы приговорить к наказанию, решение о котором уже принято, и мне, даже доказав, что я не нанес вам никакого ущерба, уже ничего нельзя будет сделать, то лучше сразу хватайте меня и делайте то, чего так давно добивались. 2. Для меня самого гораздо лучше будет умереть без суда, нежели, получив слово, не убедить вас; ведь может показаться, что я покорюсь вашему решению на основании судебного разбирательства[1006], и на вас будет лежать меньшая вина, чем в случае, если вы лишите меня слова, из которого непонятно будет, причинил ли я вам какой-нибудь вред, да еще дадите волю вашему раздражению. Но в ходе слушания мне станет ясным ваше намерение, и по шуму или тишине я догадаюсь, для наказания или правосудия вы вызвали меня в суд». 3. Сказав это, он остановился, но так как воцарилось молчание, а затем многие стали кричать, чтобы он не боялся и говорил то, что хочет, он вновь взял слово и произнес следующее: «Безусловно, о граждане, если я не буду считать вас, судей, врагами, то думаю, смогу легко убедить вас в том, что я не причинял вам никакого вреда. Из моих слов вы сами все узнаете. Я пришел к власти вместе с Вергилием, человеком, прекрасным во всех отношениях, в те времена, когда тиррены, построив против вас укрепление на холме, лежащем за городом, установили свое господство над всей открытой[1007] местностью и надеялись в скором времени лишить нас могущества. В городе начался сильный голод и внутренние раздоры, и никто не знал, что нужно делать. 4. Придя к власти в такие вот тревожные и опасные времена, я вместе с моим коллегой в двух битвах разбил противника и вынудил его уйти, оставив укрепления; а спустя немного времени я и голод прекратил, обильно наполнив рынки съестными припасами, и пришедшим после меня консулам я передал наш край свободным от вражеского оружия и исцеленным от всякой общественной хвори, в которую ввергли его демагоги. 5. Так за какое же преступление я несу перед вами ответственность? Разве что победа над врагами нанесла вам вред. Но если кому-то из воинов, успешно сражавшихся на поле брани, выпало на долю погибнуть, в