Живой Журнал. Публикации 2013 - Владимир Сергеевич Березин

— Где отец, — спросил Карлсон у мальчика, открывшего ему дверь. — В заводе?

— Да, на нашем самом шведском заводе, — испуганно сообщил Малыш, оставшийся один дома.

— Отчего я не нашёл ничего под бочкой с дождевой водой? — спросил Карлсон.

— У нас нет бочки, — угрюмо ответил Малыш.

В этот момент в дверях показался укуренный в дым громила Рулле.

— Прости меня, я опоздал, — закричал он, замахал руками, затопал радостно и пальнул не глядя из шпалера.

Пули вылетели из ствола как китайская саранча и медленно воткнулись Малышу в живот. Несчастный Малыш умер не сразу, но когда, наконец, из него вытащили двенадцать клистирных трубок и выдернули двенадцать электродов, он превратился в ангела, готового для погребения.

— Господа и дамы! — так начал свою речь Карлсон над могилой Малыша. Эту речь слышали все — и старуха Фрекенбок, и её сестра, хромая Фрида, и дядя Юлик, известный шахермахер.

— Господа и дамы! — сказал Карлсон и подбоченился. — Вы пришли отдать последний долг Малышу, честному и печальному мальчику. Но что видел он в своей унылой жизни, в которой не нашлось места даже собаке? Что светило ему в жизни? Только будущая вдова его старшего брата, похожая на тухлое солнце северных стран. Он ничего не видел. Кроме пары пустяков — никчемный фантазёр, одинокий шалун и печальный врун. За что погиб он? Разумеется, за всех нас. Теперь шведская семья покойного больше не будет наливаться стыдом, как невеста в брачную ночь, в тот печальный момент, когда пожарные с медными головами снимают Малыша с крыши. Теперь старуха Фрекенбок может, наконец, выйти замуж и провести со своим мужем остаток своих небогатых дней, пусть живёт она сто лет — ведь халабуда Малыша освободилась. Папаша Свантесон, я плачу за вашим покойником, как за родным братом, мы могли с ним подружиться, и он так славно бы пролезал в открытые стокгольмские форточки… Но теперь вы получите социальное пособие, и оно зашелестит бумагами и застрекочет радостным стуком кассовой машины… Филле, Рулле, зарывайте!

И земля застучала в холодное дерево как в бубен.

Стоял месяц май, и шведские парни волокли девушек за ограды могил, шлепки и поцелуи раздавались со всех углов кладбища. Некоторым даже доставались две-три девки, а какой-то студентке целых три парня. Но такая уж жизнь в этой Швеции — шумная, словно драка на майдане.

***

— Кто, по-вашему, лучшие современные русские прозаики; поэты?

— Кому поп нравится, кому попадья, а кому — попова дочка. В любом случае, чужие слова тут не помогут. Это как произнести вслух вчерашний пароль, что уже сменили — получится пустой набор звуков.

— Нравятся ли Вам книги Владимира Шарова?

— Да. Мне Шаров очень нравится, другое дело, что я бы не стал его рекламировать как общедоступное чтение. Я могу понять хороших умных людей, что книги Шарова не принимают. Я как-то (при нём) выразился, что я могу себе представить в постапокалиптическом мире секту, что будет странствовать по земле и исповедовать его книги, будто некие духовенные свыше тексты. То есть он такой писатель для внутреннего круга — так мне кажется.

— Как вы относитесь к творчеству Юрия Германа, особенно к трилогии про Устименко?

— Писателя Юрия Германа я очень люблю, и к его саге (так сказать) о докторе Устименко я отношусь очень уважительно. Как я понимаю, имеется в виду «Дело, которому ты служишь», «Дорогой мой человек», «Я отвечаю за всё». Причём я в юности особенно любил третью часть, она написана, кажется в 1965, и уже в моё время казалась непростительно вольной, касающейся тех тем, о которых говорить было не принято. Сейчас, глядя из 2010 года в 1965 легко упрекнуть Германа в некотором эстетическом компромиссе, но я уверяю, что в 1980 это было очень резко. Впрочем, трилогия эта — очень добротно написана, безо всяких скидок на время. Герман вообще очень зоркий писатель.

— А вы не представляли себе встречу с писателями прошлого. Вот с кем бы вы хотели поговорить, кого о чём спросить?

— Парадоксально, но я не очень хотел бы их спрашивать. Я бы хотел зайти ко многим писателям прошлого и рассказать, что произошло в будущем. Может быть, они что-то сказали бы мне, я бы услышал их мнения по поводу нового знания, а может, и нет.

Но я хотел бы скорее рассказать, чем спросить. Этих писателей довольно много — наверное, десятка два. Впрочем, если бы я начал ходить в гости, то вряд ли бы остановился.

Гости — они так затягивают.

Извините, если кого обидел.

20 января 2013

История про то, что два раза не вставать (2013-01-20)

***

— Романы Вирджинии Вулф нравятся Вам?

— Вы знаете, я отнёсся к тому, что читал (а прочитал я по-настоящему только один роман) очень спокойно. Не знаю, что тут сыграло большую роль — то ли, что я немного опасаюсь сумасшедших, то ли ещё что — не знаю.

— Самое интересное не о чем это, а как это сделано. Разве обязательно быть сумасшедшим, чтобы писать не хуже В. Вулф??? (Но, возможно, сумасшедшинка и помогает.)

— В этом и есть интересное — вот вы, к примеру, поклонник Вирджинии, а я — нет (Мне она кажется скучноватой). Но в вас такое мнение вызвало бы возмущение — ведь это ТАК сделано! Ну а для меня нет этого всплеска эмоций (причём он мне не чужд вовсе — но вот в данном случае — отсутствует). И интересно, во-первых, что во мне заставляет подозревать поклонника Вирджнии Вульф.

Во-вторых, можем ли мы объяснить эмоции, что вызывают в нас любовь к тем или иным произведениям. Это может быть импринтинг в детстве, первая любовь, воспоминания о счастливых/несчастливых днях, связанные с книгой, воспоминания о собственном состоянии — был молод и здоров, любил перечитывать Лескова — вот поэтому то, и только поэтому — он лучший, ну и тому подобное.

— Что в вас заставляет подозревать поклонника Вирджинии? (Но ведь я тут могу только задать вопрос, а не отвечать, правда?) Магия текста В.В. и ваш вкус — короче в этом формате не скажешь.

— Здорово! Но где-то механизм сбоит — я не люблю Вирджинию Вульф.

— Вы боитесь Вирджинию Вульф? или только её поклонников?

— Ну, Вирджинию не очень боюсь — хоть она и изменившимся лицом бежит пруду. Она давно скончалась, и вряд ли будет мне вредить.

Поклонники её могут быть, конечно, опасны, но и тут у меня