Проживая свою жизнь. Автобиография. Часть I - Эмма Гольдман

Фолл-Ривера. Дальше оттуда нужно было добраться пароходом до Бостона. Я никогда раньше не видела настолько просторного, роскошного корабля и таких комфортных кают. Моя комнатка была светлой и пропиталась ароматом лилий, которые прислал Мост, — он расположился неподалёку. Начало путешествия мы встретили на палубе. Спустя некоторое время вдалеке показался красивый зелёный остров с величавыми деревьями, заслонявшими здания из серого камня. Взгляд отдыхал от вида бесконечных многоквартирных домов. Я обернулась к Мосту и увидела, что он мертвенно бледен и сжимает кулаки. «Что такое?» — заволновалась я. «Там — тюрьма Блэквелл. Испанская инквизиция на американской земле, — ответил он. — Скоро я опять попаду в её стены».

Я мягко опустила руку на стиснутые пальцы Моста. Постепенно они расслабились, и его рука оказалась в моей. Мы простояли так долго; каждый думал о своём. Был тёплый вечер, и в воздухе остро пахло весной. Мост обнимал меня, рассказывая о своей молодости и том, что пережил в тюрьме.

Оказалось, он был плодом тайного союза: отец — авантюрист, ставший затем переписчиком в юридической конторе, мать — гувернантка в богатой семье. Мост родился без одобрения закона, морали и религии. Впрочем, позднее родители всё же заключили брак официально.

Именно мать сильнее всего повлияла на развитие маленького Моста. Она преподавала ему первые житейские уроки и, что важнее всего, не затуманивала его ум диктатом религиозных догм. Первые семь лет оказались самыми беззаботными и счастливыми в жизни Моста. Но затем случилось несчастье: у него воспалилась щека, и после проведённой операции черты лица были уже бесповоротно искажены. Возможно, материнская любовь помогла бы Мосту пережить насмешки над его уродством, но мать умерла, когда ему было всего девять. Через какое-то время отец снова женился. Мачеха превратила прежде радостный дом в ад для ребёнка. Жизнь стала невыносимой. В пятнадцать лет его забрали из школы и отдали в ученики к переплётчику — так один ад просто сменился другим. Уродство преследовало Моста, как проклятье, и доставляло невыразимые страдания.

Он безумно любил театр, и каждый сэкономленный пфенниг тратил на билеты. Мост загорелся желанием стать актёром. Пьесы Шиллера — особенно «Вильгельм Телль», «Разбойники» и «Заговор Фиеско в Генуе» — вдохновляли его больше прочих, и он горячо желал сыграть в них. Однажды он решился поговорить с директором театра, но тот отрезал, что лицо Моста больше подходит для клоуна, нежели для актёра. Тяжёлое разочарование заставило Моста ещё сильнее стыдиться своего недуга. Его жизнь превратилась в кошмар. Он стал патологически застенчив, особенно в присутствии женщин: страстно желая близости с ними, он постоянно терзал себя мыслями о собственном уродстве. Много лет, пока у него не начала расти борода, Мост не мог переступить через эту нездоровую застенчивость. Он собирался было покончить жизнь самоубийством, но в шаге от опрометчивого поступка его настигло духовное пробуждение. Юноша познакомился с новыми социальными идеями, которые заставили его по-другому взглянуть на жизнь и держаться за неё. В тюрьме Мост опять возненавидел свою внешность: там ему сбрили бороду. В зеркале, которое он тайком пронёс в ­камеру, его отражение показалось ему ужаснее, чем само заключение. Мост был уверен, что яростную ненависть к общественному устройству, к жестокости и несправедливости жизни в нём в большей степени поддерживало увечье — заметив его, окружающие всегда начинали относиться к собеседнику с пренебрежением. Мост продолжал бурно изливать свои чувства: рассказал, что был женат дважды, и оба брака распались. Он уже потерял надежду обрести великую любовь, но встретил меня — и былое желание вновь овладело им. Но одновременно вернулась и мучительная робость. Месяцами Мост подавлял в себе противоречивые чувства: его не покидали и страх, что он мне неприятен, и желание завоевать меня. Поняв, что я обладаю большим ораторским талантом, он ухватился за эту ниточку к моему сердцу. По пути на 42-ю улицу любовь уничтожила в нём все страхи. Мост надеялся, что я тоже его люблю и не замечаю уродства. Но он сразу заметил изменения во мне после той поездки: я стала мыслить независимо и ускользнула из его хватки. Это взбесило Моста. Горькие воспоминания воскресли в нём, и лишь поэтому он позволил себе накинуться с упрёками на любимую и желанную женщину. Свою речь Мост закончил просьбой о дружбе — он не смел требовать чего-то большего.

Меня до глубины души поразило это простое и честное признание исстрадавшегося человека — слишком неожиданным оно оказалось. Я молча взяла Моста за руку. Страсть, подавлявшаяся во мне годами, вырвалась наружу. Поцелуи Моста смешивались с моими слезами, которые стекали по его несчастному изуродованному лицу. В этот миг оно было прекрасно.

За две недели поездки я редко заставала Моста в одиночестве — разве что пару часов днём или во время переезда из одного города в другой. Остальное время он проводил с товарищами. Я удивлялась, как он мог болтать и выпивать за минуту до выступления, а потом выходить и произносить такую страстную и самозабвенную речь. Казалось, Мост не замечал публики, но я была уверена: он видит всё, что происходит вокруг. На пике высказывания он мог достать часы и посмотреть, не затянул ли выступление. Он что — заучивает речь? Разве это не импровизация? Эти вопросы весьма волновали меня. Не хотелось даже думать, что Мост не проживает заново всё, о чём говорит, а его красноречие и выразительные жесты — театральный приём, а не порыв вдохновения. Я раздражалась на саму себя, но не могла заговорить об этом с Мостом. Времени, которое мы проводили вместе, было слишком мало, и я ценила его: хотелось как можно больше узнать о социальной борьбе разных стран, в которой активно участвовал Мост. Германия, Австрия, Швейцария, а позже и Англия — все они стали для него полями сражения. Враги быстро почувствовали опасность, исходящую от молодого пламенного бунтаря. Его старались раздавить: регулярные аресты, годы заключения и изгнания… Мосту было отказано даже в неприкосновенности, которая традиционно гарантировалась членам немецкого парламента.

Моста избрали в Рейхстаг большим социалистическим голосованием, но он был умнее своих коллег и быстро разобрался, что происходит за кулисами законодательного собрания — он называл его «домом марионеток». Массы ничего не добились бы там, и Мост потерял веру в политический механизм. Молодой Август Рейнсдорф (позже его казнили за неудавшееся нападение на кайзера) познакомил Моста с анархическими идеями. В Англии Мост окончательно покинул социал-демократический лагерь и перешёл в стан анархистов.

Август Рейнсдорф

За две недели путешествия