Закат и падение Римской империи - Эдвард Гиббон

Татарии были населены кочующими племенами охотников и пастухов, которые были так склонны к праздности, что не хотели заниматься земледелием, и были такого беспокойного характера, что не хотели подчиняться стеснениям оседлой жизни. Во все века скифы и татары славились своей непреодолимой храбростью и быстрыми завоеваниями. Приходившие с севера пастухи не раз ниспровергали троны азиатских монархов, а их оружие распространяло ужас и опустошение по самым плодородным и самым воинственным странам Европы. В этом случае, как и во многих других, здравомыслящий историк вынужден сознаться, что пастушеские нравы, которым обыкновенно приписывались самые привлекательные атрибуты миролюбия и невинности, гораздо более подходят к свирепым и жестоким привычкам военной жизни. Чтобы пояснить эту мысль, я рассмотрю три главных предмета в жизни пастушеских и воинственных народов: 1. Их пищу. 2. Их жилища. 3. Их физические упражнения. Древние повествования подтверждаются опытом нашего времени, и все равно, обратим ли мы наши взоры на берега Борисфена[374], на берега Волги или Селенги, нам повсюду представится картина одних и тех же природных нравов[375].

I. Пища. Рожь или даже рис, составляющие обыкновенную и здоровую пищу цивилизованного народа, могут быть добываемы не иначе как терпеливым трудом землепашца. Некоторые из счастливых дикарей, живущих подле тропиков, получают обильную пищу от щедрот самой природы, но в северных странах нация из пастухов должна довольствоваться тем, что ей дают стада мелкого и крупного скота. В воинской профессии, и в особенности во время движения многочисленной армии, исключительное употребление животной пищи, по-видимому, представляет очень солидные выгоды. Зерновой хлеб требует много места и легко портится, а те огромные его запасы, которые положительно необходимы для продовольствия наших войск, могут быть перевозимы с места на место лишь очень медленно и совокупными усилиями людей и лошадей. Но стада мелкого и крупного скота, сопровождающие татар во время похода, представляют верный и сам собой увеличивающийся запас мяса и молока; на невозделанных полях трава большей частью растет скоро и в изобилии, и не много найдется таких бесплодных пустырей, на которых не нашлось бы сколько-нибудь сносной пищи для сильного северного скота. Эти средства продовольствия оказываются тем более достаточными, что тратятся медленно благодаря неразборчивости вкуса татар и их терпеливой воздержности. Они безразлично питаются и мясом тех животных, которые были убиты для стола, и мясом тех, которые умерли от болезней.

Конину, употребление которой во все века и во всех странах запрещалось цивилизованными европейскими и азиатскими народами, они едят с особенной жадностью, а этот странный вкус способствует успеху их военных предприятий. За проворной скифской кавалерией — даже в ее самых дальних и быстрых набегах — всегда следует соразмерное число запасных лошадей, которые, смотря по надобности, употребляются или на то, чтобы ускорять движения варваров, или на то, чтобы утолять их голод. Для храбрости и бедности находится немало различных ресурсов. Когда в окрестностях татарского лагеря уже уничтожен весь подножный корм, они закалывают большую часть своего скота и сохраняют его мясо или копченым, или высушенным на солнце. В случае неожиданной необходимости совершить быстрый переход они запасаются достаточным количеством маленьких кусочков сыра или, скорее, крепкого творога, который по мере надобности разводят в воде, и это непитательное кушанье в течение нескольких дней поддерживает в этих терпеливых воинах не только жизненные силы, но даже бодрость. Но за таким необыкновенным постом, который одобрили бы стоики и которому могли бы позавидовать отшельники, обыкновенно следует самое обжорливое удовлетворение аппетита. Вина более счастливых стран составляют самый приятный подарок и самый ценный продукт, какой только можно предложить татарам, а единственный образчик их собственного производства заключается в искусстве извлекать из кобыльего молока приходящий в брожение напиток, от которого происходит сильное опьянение. Подобно хищным животным, дикари и Старого, и Нового Света попеременно то терпят нужду, то наслаждаются избытком пищи, а их желудки привыкли выносить без большого неудобства противоположные крайности голода и невоздержности.

II. Жилища. В века сельской и воинственной простоты народы, состоявшие из солдат и землепашцев, обыкновенно бывали разбросаны на поверхности обширной и возделанной страны, и нужно было немало времени, чтобы собрать воинственное юношество Греции или Италии под одно знамя для защиты собственных границ или для вторжения в территорию соседних племен. Развитие промышленности и торговли мало-помалу собирает значительное число людей в стенах одного города; но эти граждане уже перестают быть солдатами, так как искусства, украшающие и улучшающие положение гражданского общества, уничтожают привычки военной жизни. Но пастушеские нравы скифов, по-видимому, соединяли в себе разнородные выгоды и простоты, и цивилизации. Люди, принадлежащие к одному и тому же племени, находятся постоянно в сборе, но собираются они в лагере, и врожденное мужество этих отважных пастухов воодушевляется взаимной помощью и соревнованием. Жилища татар не что иное, как небольшие палатки овальной формы, в которых находит для себя холодное и грязное убежище молодежь обоего пола. Дворцы богачей состоят из деревянных хижин такого размера, что их можно без большого труда ставить на широкие дроги и перевозить на двадцати или тридцати волах. Стада, пасшиеся весь день на близлежащих лугах, укрываются с приближением ночи в лагере. Необходимость предотвратить опасный беспорядок при таком частом скоплении людей и животных заставляет мало-помалу вводить в распределение, во внутренний порядок и в охрану лагерей нечто вроде военного искусства. Лишь только в каком-либо округе съеден весь подножный корм, племя или, скорее, армия пастухов переходит в надлежащем порядке на свежие пастбища и таким образом приобретает в обыкновенных занятиях пастушеской жизни практическое знакомство с одной из самых важных и самых трудных военных операций. Выбор местности делается сообразно с временем года: в летнее время татары подвигаются к северу и раскидывают свои палатки на берегах какой-нибудь реки или по меньшей мере вблизи какого-нибудь ручейка. Но зимой они возвращаются на юг и ставят свой лагерь позади какой-нибудь возвышенности, способной защищать их от ветров, которые охлаждаются, переносясь через открытую и замерзшую поверхность Сибири. Такие привычки чрезвычайно хорошо приспособлены к тому, чтобы распространять между кочующими племенами склонность к переселениям и завоеваниям. Связь между населением и занимаемой им территорией так слаба, что может быть разорвана самой ничтожной случайностью. Родиной для настоящего татарина служит не земля, а лагерь. Внутри этого лагеря находятся и его семейство, и его товарищи, и его имущество, и во время самых дальних переходов он постоянно окружен всем, что для него дорого, ценно или привычно. Жажда грабежа, опасение сделаться жертвой чьего-либо нападения, желание отомстить за обиды, нетерпение сбросить с себя узы зависимости — вот те