Гарри Оппенгеймер: бриллианты, золото и династия - Michael Cardo

В Н'Кане они остановились в доме Г. С. Манро, американского инженера-консультанта компании Rhoanglo; "он произвел на меня более благоприятное впечатление, чем раньше, хотя я не могу сказать, что он мне нравится", - отметил Гарри в своем дневнике.⁷⁷ Завод в Н'Кане был "огромным и очень впечатляющим", заметил Гарри, но объяснение его различных процессов было "непонятным для неспециалиста". Доктор Бэнкрофт провел их через сложные проблемы производства, и Гарри записал все это в свой дневник. Он обратил внимание на непоследовательность и противоречия в аргументации Бэнкрофта: "Конечно, абсурдно утверждать, что если разработка будет доведена до нормы, рудник все равно не сможет давать более 5000-6000 тонн в месяц"⁷⁸ По сути, он считал, что Бэнкрофт сговорился занизить потенциал Н'Кана, чтобы добиться открытия другого участка, Миндолы. Гарри проявлял большой интерес к "духу" на шахте, который, по его мнению, был невеселым: там "не было ни малейшего чувства лояльности к корпорации, скорее наоборот". И отчасти он приписывал это Манро, которые "совершенно не знали, как управлять социальной стороной такого шоу, как Н'Кана".⁷⁹ Но врач шахты и его жена компенсировали убогость: "Она действительно очень красива, как Грета Гарбо, хорошо накрашена и очень приятна в общении; он определенно хорошо выглядит, довольно экзотический человек, очень милый".⁸⁰

Путешествуя по Северной Родезии, Бельгийскому Конго и Анголе и записывая по пути свои впечатления, Гарри проявлял все черты, которые можно было обнаружить в его мальчишеской переписке. Он всегда был начеку: бдительный и внимательный, всегда прощупывал поверхность, задавая вопросы и делая язвительные замечания. Его глаза постоянно, но спокойно блуждали, изучая и обрабатывая различные стимулы. Он был чувствителен к личности, тону и атмосфере. Один званый обед с губернатором Катанги стал испытанием: хозяйка, мадам Дешакт, была "маленькой сморщенной женщиной грязного цвета в очках с толстыми стеклами, не умеющей разговаривать и имеющей привычку покачивать головой, когда она пожимает руку".⁸¹ Он постоянно отмечал внешность: у одного из гостей была "довольно красивая дочь"; губернатор был "очень красивым человеком"; епископ был "очень красивым человеком". Епископ, монсеньор Жадо, был "очарователен... с огромной бородой".⁸² А наблюдения Гарри часто были приправлены иронией: американский горный инженер на медеплавильном заводе в Лубумбаши объяснял все очень медленно и методично, но "казалось, что он обращается к невидимой аудитории далеко позади нас".⁸³ В нем все еще было что-то от денди из Брайдсхеда. Со своей кровати в отеле "Глобус" в Элизабетвиле он сочинил стих длиной в страницу. Одна строфа гласила: "Мне моя ванная кажется темной и маленькой, / Но для таракана это мраморный зал, / И вонь неисправных стоков не пугает, / Крылатые ужасы хлопают вокруг света".⁸⁴ Несколько дней спустя он заметил тарантула в своем гостиничном номере. Он сдержал "пронзительный крик", чтобы не "потревожить сон существа".⁸⁵ В конце концов он обратился за помощью к "папе", который с "почти невероятной храбростью" "уложил зверя одним ударом вельштока".⁸⁶

Серия трагедий

Почти шесть лет в 1930-х годах Anglo American не получала дивидендов от своих значительных инвестиций в De Beers и дивидендов от своих значительных инвестиций в медные месторождения Северной Родезии.⁸⁷ Но по мере того как золото процветало и депрессия отступала, экономика возрождалась, и Anglo American процветала. Дом Анмеркоса уже не справлялся с задачей размещения растущего штата сотрудников, и в 1935 году Эрнест Оппенгеймер решил, что для Anglo пришло время строить новую штаб-квартиру с нуля. Он приобрел участок земли в районе Йоханнесбурга - Феррейрас-Кэмп, или Феррейрасдорп, - где были заложены первые золотоносные участки. Из Лондона были приглашены архитекторы-консультанты, которых курировал Фрэнсис Лорн из компании Sir John Burnet, Tait & Lorne, и к 1938 году простое, но монументальное здание, облицованное фиксбургским камнем, украшенное лужайками и фонтанами и занимающее целый квартал города, было готово к открытию. Называлось оно просто - 44 Main Street, по легендарному адресу. Но в то время как пожары рецессии были потушены, семейная жизнь Эрнеста Оппенгеймера, казалось, вспыхнула ярким пламенем. В течение двух лет Оппенгеймеров постигла череда смертей.

26 февраля 1933 года двоюродный брат Гарри Майкл Оппенгеймер погиб в авиакатастрофе, осматривая новостройки вдоль линии Вест-Витс. Тем временем здоровье Мэй Оппенгеймер пошатнулось. За последние годы она перенесла несколько операций по поводу различных заболеваний. Вдова Майкла, Ина, постоянно находилась рядом с ней. В январе 1934 года Мэй сопровождала Эрнеста в Кейптаун на открытие парламента. Вместо Blue Mountains они остановились в отеле Mount Nelson, где было проще вызвать врача в случае необходимости. В конце первой недели парламентской сессии Эрнесту нужно было вернуться в Йоханнесбург по делам, но Мэй решила продлить свое выздоровление на несколько дней. Однако когда 5 февраля пришло время отправляться на вокзал, чтобы сесть на дневной поезд до Йоханнесбурга, ее не смогли разбудить. У нее случился сердечный приступ: не очень серьезный, успокаивали врачи ее семью, и она поправится, если будет соблюдать постельный режим. Но в 10 часов того же вечера у нее снова произошла остановка сердца, и на этот раз она не пришла в себя.

Эрнест был потрясен смертью жены. При всей переменчивости Мэй, она была непоколебимой супругой. Она с умным интересом следила за деловыми операциями мужа и была живым собеседником. Теперь между ними образовалась болезненная пустота. Эрнест писал своему другу Уильяму Хоннольду в Калифорнию: "Я чувствую себя очень усталым и изможденным и подумываю о том, чтобы уйти на покой. Я не хотел бы, чтобы вы думали, что я болен, но после тяжелой утраты мне очень трудно сосредоточиться на работе"⁸⁸ Он погрузился в печаль. В Anglo American все больше ответственности ложилось на плечи Лесли Поллака, ставшего заместителем председателя правления корпорации. Но однажды на званом ужине Поллаку внезапно стало плохо. К утру он умер; никто не знал, что он страдал от пневмонии. Эрнест был в Лондоне, когда Гарри сообщил ему эту новость. Смерть Лесли Поллака усугубила уныние Эрнеста и оставила вакуум в Anglo. Следующим по старшинству менеджером в Йоханнесбурге был Ричард Бейн ("РБ") Хагарт. Способный, хотя и несколько лишенный чувства юмора человек с консервативными инстинктами, он пришел в компанию в 1927 году, в возрасте 33 лет, после работы в банковской сфере. Во время смерти Поллака Хагарта не было в городе. В его отсутствие Гарри назначил себя и Комара Уилсона совместными управляющими; это было первое серьезное деловое решение,