Похвала добродетели - Эльдар Бертович Гуртуев

Таусолтан открыл было рот, но Кермахан забила его плотным потоком слов:

— Хе! Кермахан в своей жизни ни одного намаза не пропустила, не то что ты, нечестивец! И нате — по небу летает! Нет, перед смертью не желаю аллаха против себя настраивать!

— Хорошо, — прервал Таусолтан. — Значит, поездом?

— Поездом. По земле ведь, — успокоилась старуха.

На другой день Таусолтан привез билеты. А еще через день Кермахан набила самый большой чемодан лакумами, яйцами, двумя вареными индюками и тремя парами шерстяных носков. Через два часа «Волга» доставила стариков в Минеральные Воды.

— А что, из Нальчика поезда не ходят? — спросила Кермахан.

— Ходят, — уклончиво ответил Таусолтан, — но медленно. Как воловьи арбы плетутся. А тут — скорые. Моргнуть не успеешь, как окажешься в...

Но тут старик заметил, что Кермахан позеленела от злости: за прозрачной стеной аэровокзала вдруг открылось летное поле. Он ждал грозы, но Кермахан даже не посмотрела на него. Она подняла взгляд вверх и с упреком сказала:

— Чем, аллах, я тебе не угодила, что ты так жестоко меня покарал? О, будь проклят тот день, когда ты соединил меня с этим злодеем.

И Таусолтан впервые с теплым чувством подумал об аллахе: авось беседа с ним отвлечет его старуху. И та действительно молча пошла к выходу.

— Полетишь один, — только и сказала она.

— Видишь ли, женщина, — пробормотал Таусолтан, — я как-то не успел тебе...

Кермахан не слушала. Она во все глаза смотрела на древнюю старушку, которая спокойно шла к самолету. Таусолтан заметил это и сказал коварно:

— На такси я, конечно, посажу тебя. Только жаль билета. Пропали деньги.

— Пусть сгорят они в огне, — ответила Кермахан, хотя знала толк в деньгах и слыла экономной хозяйкой. Но сейчас ее занимало другое. Старушка, которая ей в матери годилась, шла к самолету!

— Неужели эта развалина полетит? — изумленно пробормотала Кермахан. — Тобба-астофируллах![7] Что творится на земле.

Радио объявило посадку, и многоопытный Таусолтан решил, что пора действовать. Он невозмутимо пошел на летное поле.

— Постой! — заголосила Кермахан. — Ты меня, значит, бросаешь?

— Бабушка, я помогу вам, — подошла к ней дежурная и, взяв под руку, повела на посадку. Кермахан сделала вид, что не заметила этого, и всю дорогу до трапа сыпала проклятия в спину Таусолтана.

В самолете ей понравилось. Особенно сиденья. Они были удобней, чем ее перина. Здесь можно было даже вздремнуть. И еще понравилась Кермахан белозубая хозяйка самолета, которая заботливо застегнула на ней ремень во время взлета, потом угощала конфетами и сладкой водой, спрашивала о самочувствии. Правда, Кермахан показалось, что девушка уже выросла из своей юбки и что губы у нее чуточку ярче, а ресницы чуточку длиннее, чем это бывает. Но молодая хозяйка была неутомима и вежлива, как новая невестка в доме, и Кермахан решила не замечать ее маленькие недостатки.

— Дочка, — сказала она стюардессе, когда самолет слегка тряхнуло. — А ты уверена, что самолет исправный?

— Конечно, бабушка. ИЛ — надежная машина. Вы не волнуйтесь.

— Да я ничего... А парашюты у вас есть?

— Зачем они, бабушка? Они не нужны.

— Так... А шофер...

— Летчик?

— Ну да, летчик. Он как, не пьяница?

Девушка улыбнулась и сказала:

— Хотите, я вас с ним познакомлю.

Летчиков оказалось двое. Перед ними было множество приборов со стрелками и без стрелок, разноцветные кнопки.

Летчики были веселые и разговорчивые, но как раз это не понравилось Кермахан:

— Почему вас двое? — подозрительно спросила она.

— Один устанет, так другой ведет машину.

— А если оба устанете?

— Тогда машина сама пойдет.

— Сама? А вы тогда зачем тут?

Летчики переглянулись.

— Как вам сказать... Вот за приборами смотрим.

— Значит, сама не пойдет, — строго заметила Кермахан. — А мотор как работает?

— Отлично, мамаша. Их даже четыре.

— Зачем так много?

— Ну, один вдруг испортился...

— А если второй и третий?

— На одном полетим!

Кермахан хотела спросить: «А если и четвертый», но прикусила язык, чтобы не прогневать аллаха. Она только покачала головой:

— Не видела я, чтобы арба на одном колесе ходила, — и торопливо вышла из кабины.

Однако в кресле ей стало так уютно, что она успокоилась. Теперь ей захотелось посмотреть в окно. Но, кроме серебристого крыла, Кермахан там ничего не увидела. Она хотела было позвать хозяйку, но сообразила, что убрать крыло хозяйка не сможет. И Кермахан с раздражением посмотрела на лысеющего мужчину, который клевал носом, сидя у очень удобного иллюминатора впереди нее.

— Эй, джаланбаш, — сказала Кермахан, тронув его за плечо.

Он недоуменно оглянулся:

— Джаланбаш?

— Лысоголовый, — перевел Таусолтан и улыбнулся. — У нас это не в обиду, не сердитесь.

— Иди-ка на мое место, а я тут посижу, — сказала Кермахан.

— Но это мое место, — растерянно сказал мужчина. — Вот билет...

— Иди, иди, — начала терять терпение Кермахан. Пусть твое. Только я хочу посидеть у окна. Иди, милый, какая тебе разница, где спать.

С высоты в восемь километров земля была особенно красива. Ровные зеленые квадраты иногда перерезались серебряными змейками рек. Города и села были маленькими и тоже очень аккуратными. Небо куда голубее, чем над родным аулом. А потом пошли облака, и вскоре самолет залез в туман, как ложка в сметану, и Кермахан равнодушно отвернулась. Смотреть на облака сверху для нее было делом не новым. Аул, из которого лет шестьдесят назад увез ее Таусолтан, был выше облаков, что порою укутывали ущелье.

Потом белозубая хозяйка снова пристегнула ее к креслу, и самолет коснулся бетонной дорожки. И только тут Кермахан впервые прочувствовала, что такое самолет. Выйдя, она с уважением посмотрела на серебристую птицу и торопливо пошла за своим Таусолтаном в здание аэровокзала.

В Москве Кермахан бывала не раз. И теперь, как всегда, она большую часть времени проводила под землей, разглядывая сказочные залы метро. Особой любовью пользовался у нее эскалатор. Всякий раз Кермахан желала рая на том свете человеку, который смастерил эту