Мария Склодовская-Кюри - Дмитрий Прокопец

их на фотопластинку, завернутую в черную бумагу, давал им полежать некоторое время и проявлял пластинку, чтобы проверить, не проходит ли фосфоресцирующий свет через черную бумагу подобно лучам Рентгена. Беккерелю повезло: он быстро обнаружил положительный результат, дала его соль урана — уранилсульфат калия.

Казалось, что предположение Беккереля блестяще оправдывается: после пребывания препарата урана на ярком солнце на фотопластинке появлялся четкий контур образца. Если же между препаратом и фотопластинкой положить металлический крестик, то на пластинке появлялся его светлый силуэт — то есть металл задерживал проходящие через бумагу лучи. Беккерель доложил о своем открытии на заседании Академии наук уже через месяц после доклада Пуанкаре, 24 февраля 1896 года. Воодушевленный успехом, он повторял опыты, помещая различные материалы между образцом и фотопластинкой. 26 и 27 февраля он приготовил несколько пластинок и собирался выставить на солнце препараты уранилсульфата. И тут ему повезло еще раз: в Париже установилась дождливая погода. Солнца не было, а значит, опыты следовало отложить до лучших времен. Пластинки с препаратами были отправлены в ящик стола.

1 марта Беккерель решил все-таки проявить пластинки, на которых лежали образцы. Взглянув на еще мокрые пластинки, Беккерель не поверил собственным глазам: на них были видны черные, резкие силуэты образцов урановой соли! Это его поразило — ведь образцы давно не были на солнце, они не фосфоресцировали, а это значит, что таинственные лучи, которые засвечивают пластинку, с фосфоресценцией никак не связаны, а излучаются самим образцом. Это был новый, неожиданный эффект.

Первая попытка реконструкции

Возможно, все, что будет рассказано далее, не соответствует действительности. Но, быть может, нам и удалось угадать, какими были те дни.

Обычное утро в лаборатории. Мария уже давно пришла, в дальнем углу она склонилась над вычислениями; Пьер, надев серый халат, приступает к работе. Отчего-то при виде этой скромной и очень трудолюбивой молодой женщины настроение у него всегда быстро улучшается. Настолько, что он насвистывает какую-то песенку, хотя терпеть не может, когда тишину лаборатории нарушают свист или пение за работой.

Раздается стук в дверь. (Иногда мы не можем предвидеть, кто стоит за дверью, — коллега или сама судьба в его лице, но этот стук в дверь, как окажется намного позже, изменит и судьбу Марии и Пьера, и судьбу всего мира.) Итак, в дверь деликатно постучали.

— Войдите, — отозвался Пьер, уже устраиваясь на высоком лабораторном стуле.

Дверь распахнулась, и в лабораторию вошел, вернее, ворвался высокий седой старик с аккуратной бородой и роскошными, тоже совершенно седыми, бакенбардами.

— А, доктор Беккерель! — приветливо произнес Пьер, поднимаясь со стула.

— Не помешал, доктор Кюри? — осведомился старик.

Судя по его поведению, он бы все равно отвлек коллег — у него было несколько ошарашенное или просто очень удивленное выражение лица.

Пьер только улыбнулся в ответ.

— Не могли бы вы пройти со мной в мою лабораторию? — продолжил старик. — Мне кажется, произошло что-то очень необычное…

— Но что случилось? — Пьер уже шел к двери.

— Вы не слишком заняты? — еще раз поинтересовался Беккерель, теперь, вероятно, просто из вежливости.

Пьер уже был возле двери.

— Нет, нет, что вы! Показывайте…

И уже от двери он обернулся к Марии:

— А вы не идете, мадемуазель?

Та подняла голову от расчетов:

— Если не возражаете…

— О, конечно нет! — с удовольствием ответил Пьер, обрадованный ее интересом. — Идемте вместе. А вы, доктор Беккерель, не возражаете?

— Нет-нет, — отозвался из коридора старик, уже успевший дойти до лестницы. — Буду рад…

Лаборатория Беккереля была расположена в соседнем крыле. Части здания соединяли довольно крутые мраморные лестницы. Ступени за десятки лет стали почти зеркальными, как и доски полов, видевших не один десяток поколений студентов.

Мария оторвалась от расчетов и, поправляя рабочий холщовый передник, поспешила следом за Пьером. Ей, как и ее коллегам, было недосуг обращать внимание на скрип дверей, вытертые половицы или стены, не видевшие ремонта с десяток лет.

От лестницы раздавался голос Беккереля — он не мог удержаться и уже начал рассказывать о том, что его так взволновало:

— Я наткнулся на это совершенно случайно. Думаю, вы также найдете это явление необыкновенным. Я пока не могу объяснить, какова его природа…

Голос Беккереля затих. Мария и Пьер, не сговариваясь, посмотрели друг на друга и пожали плечами. Они даже приблизительно не представляли, о чем идет речь. Но ошарашенное лицо всегда спокойного ученого их немало удивило. Было ясно, что Беккерель наткнулся на что-то из ряда вон выходящее.

Обычно погруженная в полутьму лаборатория Беккереля была ярко освещена утренним солнцем. Сам профессор держал в руках еще мокрую после проявления стеклянную фотопластину. Центр ее был затемнен, и посредине темного облака ярко выделялось светлое изображение ключа.

— Ну-с, что вы видите?

— Это снимок ключа, — все еще ничего не понимая, ответил Пьер.

— Да, это ключ, — кивнул Беккерель, — ключ от вот этой самой двери. Но снимок был сделан совершенно необычным способом…

Беккерель сиял. Он видел на лицах собеседников недоумение и теперь наслаждался моментом открытия.

— Снимок, доктор, был сделан в абсолютной темноте, без какого-либо освещения.

Пьер осторожно вернул пластину в специальный зажим. Он все еще ничего не понимал.

— Но как это возможно? Что произошло?

И Беккерель начал рассказывать:

— Эта идея возникла пару месяцев назад. Я подумал, что некоторые горные породы и минералы могут сохранять в себе энергию солнца. Я подумал, что если оставлять камни на солнце достаточно долго, то они смогут сохранять энергию этих лучей и потом отдавать ее…

Ученый стал ходить по лаборатории туда-сюда. А его собеседники следили не столько за его передвижениями, сколько за течением его мысли.

— …Тогда я сделал несколько фотографических экспериментов… Вот, посмотрите…

На огромном столе в деревянных ящичках, разделенных перегородками, лежали камни. Некоторые были совсем крохотными, некоторы размерами превосходили кирпичи. Стол был заполнен весь — а некоторые из ящичков в этот ясный день были установлены на подоконник, явно впитывая солнечные лучи.

— …Вы видите эти камни? Это различные горные породы, есть полезные ископаемые, это гранит… вот это из Британии мне прислал коллега… это из карьеров Йохимсталя… это из Сибири… Я их все пометил и оставил на солнце на несколько суток. Вот сейчас на солнце расположены как раз сибирские…

Беккерель добрался до стеллажа в дальнем конце лаборатории. Все его полки тоже были заполнены камнями. Мария заметила, что камни расположены в соответствии с какой-то системой, но вопрос задать не решилась. Возможно, подумалось ей, доктор Беккерель сам все объяснит.

— …Затем я положил каждый образец на отдельную фотопластинку. Все они ничем не отличаются от той, что вы видели. Положил образцы вот здесь,