Ермак. Князь сибирский - Сергей Егорович Михеенков

и польскими кафтанами, такими же разноцветными широкими шароварами, и разве что татарских халатов там не хватало. Такие покажутся в поле – и попробуй отличи их от басурман. Царь смотрел на них с неприязнью, но и с любопытством. Предводительствовали над ними несколько атаманов. Главным среди них считался Мишка Черкашенин. Вот уж воин так воин! Воеводы доносили о нём: храбр и изобретателен, войско своё держит в кулаке, так что все сотни ему послушны через таких же отважных атаманов и есаулов. Атаманов и есаулов, сотников и прочих они назначают себе сами и подчиняются им в бою и походе беспрекословно. Воеводы в их служебный чин и иерархию не вмешиваются. Кроме Мишки Черкашенина есть у них и другой атаман, такой же умелый и твёрдый воин, прозванием Ермак. Есть и иные.

В «Разрядной книге о “береговой службе” и отражении нашествия крымских татар в 1572 г.» записано: «И тово лета смотр был у государя ево государевым людям на Коломне апреля в день бояром и дворяном и детем боярским дворовым и городовым конской и их даточным людям хто что дал государю в полк людей. И после смотру, собрався с людьми, бояром и воеводам велел государь идти и стоять на берегу по местом: в большом полку в Серпухове, а правой руке в Торусе, передовому полку в Колуге, сторожевому полку на Кошире, а левой руке на Лопасне».

О битве при Молодях мы рассказали. В завершение стоит привести цитату из эссе историка М. Б. Елисеева: «Переоценить значение победы при Молодях сложно. После разрушительного набега Девлет-Гирея в 1571 году и сожжения Москвы, после учинённого там нашествием разорения Русское Царство едва держалось на ногах. И тем не менее, в условиях не прекращавшейся войны на Западе Москва сумела отстоять свою самостоятельность и надолго устранила угрозу, исходящую от крымского ханства. Османская империя вынуждена была отказаться от планов вернуть среднее и нижнее Поволжье в сферу своих интересов, и эти регионы были закреплены за Москвой. Территории Астраханского и Казанского ханства теперь уже окончательно и навсегда вошли в состав России. Москва укрепила влияние на Юге и Востоке своих границ. Пограничные укрепления на Дону и Десне были отведены на 300 километров к Югу. Создались условия для мирного развития страны. Было положено начало освоению пахотных земель в чернозёмной зоне, ранее принадлежавшей кочевникам Дикого поля. В случае успеха для Девлет-Гирея его похода на Москву, Русь, скорее всего, стала бы частью крымского ханства, находившегося под политической зависимостью Османской империи. Развитие нашей истории могло бы пойти по совершенно другому вектору, и, кто ведает, в какой стране мы жили бы сейчас».

Надо отдать должное полководцам этой великой битвы. Воеводам, князьям Михайле Ивановичу Воротынскому, Дмитрию Ивановичу Хворостинину, Ивану Петровичу Шуйскому, Никите Романовичу Одоевскому, славным ротмистрам из немцев Юрию Францбаку и Генриху Штадену.

Судьба оказалась немилостивой к главным из них. Уже вскоре после Молодинского дела Воротынского и Одоевского взяли под стражу. Вместе с ними схвачен был и второй воевода Большого полка боярин Михаил Яковлевич Морозов. Все трое – герои Молодей. Что им Иван Грозный ставил в вину, неизвестно. В записках Андрея Курбского читаем, что – колдовство. Притом что Грозный верил в злую силу волхвования, такое обвинение всё же нелепость. Тем более что и опричнина к тому времени уже была отменена и крутые порядки и приговоры сошли на нет. Но казнили всех троих. А Одоевского и Морозова вместе с жёнами и детьми.

«Отблагодарил» Грозный и молодого воеводу князя Хворостинина. Напомним, Дмитрий Иванович был из опричников. В том же роковом 1573 году Хворостинина послали во главе войска усмирять взбунтовавшуюся «луговую черемису». Дело было на казанских землях, которые Москва уже числила своими. Хворостинин не учёл «снегов великих», в пути задержался и к назначенному месту сосредоточения войск опоздал. Иван Грозный отстранил его от командования, приказал обрядить в женское платье и заставил молоть муку… Но Дмитрий Иванович выжил и потом успешно командовал на различных театрах беспрерывно ведущейся войны, особенно отличился в деле под Лялицами за Невой, где во встречном бою опрокинул шведов.

Что ж, правители иногда именно так воздают своим лучшим воинам за великие победы.

Глава четвёртая

Волга

Что заставило Ермака покинуть Ливонию и Литву и, по сути дела, радикально изменить свой образ жизни, неизвестно. Кстати, это был всё тот же 1573 год. Версий, как всегда в таких случаях, множество. Историк Руслан Скрынников, версии которого в первую очередь стоит придерживаться и нам как наиболее состоятельной, говорит о том, что пребывание Ермака и его атаманов в этот период на Волге не было бегством, а тем более дезертирством казаков с западного театра военных действий. Это – во-первых. Во-вторых, оно никак не связано с историей ограбления персидских послов. Тщательное исследование документов Посольского приказа, частично сохранившихся до наших дней, целиком опровергает версию «воровства» ермаковцев и самого атамана на Волге в отношении «послов кизилбашских». «Персы, – пишет Скрынников, – были ограблены через несколько лет после гибели Ермака. А значит, Ермак не имел никакого отношения к разбойному нападению, которое приписал ему летописец». Этим летописцем был тобольский историк, картограф и писатель Семён Ульянович Ремезов (1642–1720). Составлял он свой свод много позже описываемых им событий, используя более ранние труды, в частности так называемую «Летопись Сибирскую краткую Кунгурскую». Авторство её принадлежит архиерейскому дьяку Савве Есипову. Савва Есипов трудился над летописанием по поручению первого архиепископа Тобольского Киприана, прибывшего в сибирский свой удел в 1621 году и, чтобы прославить новую, только что учреждённую епархию, задумавшего «канонизировать местных подвижников». Самой яркой и популярной фигурой в Сибири среди православных, а впрочем, и не только, был Ермак.

Савва Есипов трудился, исполняя поручение архиепископа, усердно и, по возможности, добросовестно. В то время в Тобольске ещё живы были старые казаки, многое помнившие, но многое и забывшие за давностью лет, однако охотно делившиеся с дьяком рассказами о своём атамане. Мы ещё вернёмся к добрым делам преосвященнейшего владыки Киприана, но теперь поговорим на тему роковых неточностей, допущенных летописцами, скорее всего, без всякого злого умысла.

Итак, Савва Есипов записывал «сказки» ермаковцев спустя без малого сорок лет после сибирских дел Ермака. Старики вспоминали, за давностью событий что-то сдвигали во времени, с чем-то соглашались, с чем-то нет, что-то невольно искажали. Прошло ещё восемьдесят лет. Уже в петровские времена во время служебной поездки по Тобольской губернии в уездном городке Кунгуре казак Семён Ульянович Ремезов, исследуя возможности и условия строительства здесь заводов по производству меди и селитры, обнаруживает среди прочих бумаг Саввы Есипова летописание. Тут же делает с него список. И потом, по возвращении в Тобольск, вставляет в свою «Историю Сибири» («Ремизовская летопись») многие места из есиповского труда. В особенности то, что