Римские древности - Дионисий Галикарнасский

в этом заговоре, что в страхе за самих себя (как бы их не разоблачили) они не пытаются отклонить расследование истинных обстоятельств? Смею предположить, что вы совершенно справедливо не станете прислушиваться к мнению подобных лиц. 4. Или эти люди станут утверждать, что не мы должны возглавлять это расследование, а сенат и консулы? Так что же помешает представителям народа утверждать то же самое, если кто-то из плебеев, устроив заговор против консулов и сената, ниспровергнет этот государственный совет, — а именно, что справедливость требует, чтобы следствие над плебеями проводили люди, взявшие на себя защиту народа? И что же из этого выйдет? А выйдет так, что никогда не получится расследование ни о каком тайном деле. 5. Но мы не станем, пожалуй, требовать этого (ведь такое рвение подозрительно), и вы совершите неправильный шаг, обращая внимание на людей, которые требуют подобные вещи в отношении нас, но будете правы, считая их общими врагами нашего города. В этом деле, сенаторы, нет нужды ни в чем ином, кроме быстроты. Ибо угроза остра и промедление с принятием мер безопасности в несчастьях, не знающих промедления, нам не ко времени. Итак, оставив препирательства и долгие словопрения, проголосуйте же за то, что сочтете полезным для общего дела».

XII. После таких слов ужас и отчаяние охватили сенат. Сенаторы начали размышлять и обсуждать между собой, что то и другое решение опасно: как позволить, так и не позволить плебейским трибунам учинить следствие против сенаторов в общем и важном деле. Один из консулов, Гай Клавдий, подозревая злоумышления плебейских трибунов, высказал следующее: 2. «Я не боюсь, Вергиний, что твои сотоварищи заподозрят меня в причастности к заговору, который, как вы утверждаете, затевается против вас и народа, и что я поднялся, собираясь возразить вам, из опасения за себя или за кого-нибудь из моих близких, замешанного в этих преступлениях. Ибо мой образ жизни освобождает меня от всех таких подозрений. А то, что я считаю полезным для сената и народа, я выскажу из лучших побуждений и без всякой опаски. 3. Вергиний, мне кажется, заблуждается во многом, а скорее даже во всем, если он решил, что кто-то из нас заявит, будто не нужно расследовать столь серьезное и важное дело, или что не следует допускать к участию в следствии людей, взявших на себя начальство над народом. Никто не глуп настолько и не столь враждебен народу, чтобы говорить это. 4. Так вот, если кто-нибудь спросит меня, почему я встал, чтобы спорить с тем, с чем я согласен и что считаю справедливым, я, клянусь Юпитером, скажу вам. Я считаю необходимым, чтобы благоразумные люди подвергали точному исследованию причины и первоосновы всякого дела. Ведь какими они окажутся, такой должна быть и речь о них. 5. Узнайте же от меня, каково основание этого дела и каков замысел плебейских трибунов. У них не было возможности исполнить что-либо из тех намерений, затевая которые в прошлом году, они потерпели неудачу. Ведь теперь и мы им препятствуем, как и прежде, и народ уже не в такой мере готов их поддерживать. Поняв это, они стали прикидывать, как бы вынудить вас уступить им вопреки вашим собственным убеждениям, а народ заставить во всем им содействовать. 6. Так вот, им не удавалось найти никакого истинного и справедливого основания, с помощью которого исполнятся оба их намерения. Перепробовав всевозможные способы и то так, то этак вертя это дело, они пришли к такому решению: «А ну-ка заявим, что-де некоторые из видных людей устроили заговор, цель которого — уничтожить народ, и что они-де решили убить тех, кто хранит безопасность плебеев. 7. Заранее распространив эти слухи по городу, когда большинству людей они покажутся правдоподобными, — а они, благодаря страху, именно так и будут восприняты, — мы возьмем и сделаем так, что некий никому не известный человек передаст нам грамоту в присутствии многочисленных свидетелей. Затем, придя в сенат, мы примемся негодовать, и жаловаться, и требовать права расследовать этот донос. 8. Ведь если патриции станут нам противоречить, мы получим повод оклеветать их перед народом, и таким образом озверелый плебс будет готов на все, что только мы пожелаем, а если патриции пойдут на уступки, мы станем преследовать самых знатных из них, а равно и тех, кто более всего нам противился — как из сенаторов, так и из числа молодежи, — словно уже изобличив их причастность к этому преступлению. 9. А те, боясь осуждения, или согласятся ни в чем нам более не перечить, или будут вынуждены покинуть город. Тем самым мы полностью освободимся от наших врагов.

XIII. Такова была их задумка, сенаторы, и в то время, как вам казалось, что они сидят и совещаются, они плели свои коварные сети против лучших из вас, сеть плелась и против благороднейших из всадников. 2. А то, что это именно так, мне нет нужды долго доказывать. Ибо скажите мне, Вергиний, ты и твои сторонники, собирающиеся претерпеть ужасные опасности, от каких таких чужестранцев получили вы ваше письмецо? В каком краю они живут, и откуда они вас знают, и каким образом проведали они о здешних заговорах? Почему вы медлите и обещаете назвать их после, а не назвали их прежде? Что за человек принес вам это письмо? Отчего вы не выводите его на середину, чтобы мы первым делом с него могли начать расследование, действительно ли дело обстоит таким образом, или, как я утверждаю, является вашей выдумкой? 3. А здешние доносы, подтверждающие чужеземное письмо, — чем они являются и от каких людей они исходят? Почему вы скрываете ваши доказательства, вместо того чтобы вынести их на свет? Однако трудно, я полагаю, найти подтверждение тому, чего не было и не будет. 4. Это показания, сенаторы, не заговора против плебейских трибунов, а коварства и злого умысла против вас, который эти люди тайно вынашивают. Ибо сами дела их вопиют об этом. Мы сами виноваты, с самого начала уступив им и вооружив большой властью их безумную коллегию. Мы виновны, так как позволили в прошлом году осудить по ложным обвинениям Квинция Цезона и равнодушно взирали, как такого истого защитника аристократии крадут у вас плебейские трибуны. 5. Они и так не знают никакой меры и уже не поодиночке отсекают знатных людей, но, поймав лучших людей скопом, гонят вон из города. И ко всем прочим несчастиям они не позволяют никому из вас давать им отпор. Они подвергают их подозрениям и клевете, словно