Достоевский - Людмила Ивановна Сараскина

городок, вроде Старой Руссы или Козельска), как показывал Достоевский, накоплен опыт огромной разрушительной силы: опыт недоверия вере другого как знак вражды и ненависти. Недоверие проникает во все сферы жизни и прежде всего в семью Карамазовых, из которой удалена стихия материнства; отец и сыновья ненавидят и боятся друг друга, подозревая друг у друга камень за пазухой или нож за голенищем. Карамазов-отец жалуется Алеше, что Ивана боится больше, чем Митю; Митя же действительно может схватить старика за космы, дернуть и с грохотом ударить об пол, два или три раза стукнуть лежачего каблуком по лицу, со словами: «Так ему и надо!.. А не убил, так еще приду убить. Не устережете!.. Не раскаиваюсь за твою кровь! Берегись, старик… Проклинаю тебя сам и отрекаюсь от тебя совсем…»

Но старик Карамазов трясется от страха не только из-за блудного Мити. Он чувствует, что Иван желает смерти и ему, родному отцу, и брату. Митя, по одной женщине соперничая с отцом, а по другой женщине — с братом, не доверяет ни тому, ни другому, так как знает, что у отца нет к нему чувств отцовских, а у брата — братских. Ивана крайне раздражает Алеша — якобы он «пронзил сердце» отца, ибо «жил, всё видел и ничего не осудил». Репутация младшего брата усилиями Ивана сильно колеблется — «монашек» готов не то что осудить, а даже расстрелять негодяя генерала, затравившего собаками дворового мальчика. Алеша не верит Великому инквизитору, подозревая иезуита в низменном желании власти, осуждает Ракитина за бесчестье, замечает, что у Смердякова не русская вера, и, в свою очередь, возбуждает у двух последних брезгливое презрение. Тезис о «раннем человеколюбце», имеющем «дар возбуждать к себе особенную любовь», живущем, «совершенно веря в людей», как об этом говорится на первых страницах романа, в дальнейшем убедительно опровергнут.

И все вместе Карамазовы люто ненавидят Смердякова.

«Иезуит смердящий, казуист, ослица», — говорит ему в лицо старый барин, отец; с отвращением глядит на единокровного брата Иван, называя в глаза идиотом, подлецом, страшным мерзавцем, смердящей шельмой, банной мокротой, вонючим лакеем и хамом, «передовым мясом». «Смердяков — человек нижайшей натуры и трус… совокупление всех трусостей в мире вместе взятых, ходящее на двух ногах. Он родился от курицы, — аттестует слугу Митя. — Это болезненная курица в падучей болезни, со слабым умом и которую прибьет восьмилетний мальчишка». Ни разу не вступается за убогого эпилептика Алеша, не урезонивает родных, чтобы удержались от непереносимых оскорблений, полагая, что «лакей и хам» не чувствителен к ним. Но они все жестоко ошибаются. «Я бы на дуэли из пистолета того убил, который бы мне произнес, что я подлец, потому что без отца от Смердящей произошел, а они и в Москве это мне в глаза тыкали… Я бы дозволил убить себя еще во чреве с тем, чтобы лишь на свет не происходить вовсе-с» — вот что на самом деле чувствует Смердяков, таящий дуэльную ненависть ко всем Карамазовым, включая и слуг отцова дома.

Семья Карамазовых погрязла в ненависти, и все будто только и ждут не удобного, а любого случая заявить о ней. Митя — как свежую новость — сообщает Алеше, что семинарист Ракитин ненавидит Ивана, не жалует Алешу и сильно не любит Бога; потому в монахи не пойдет, а сделается в Петербурге журналистом. Не остается в долгу и Ракитин, объясняя Алеше, что все Карамазовы — сладострастники, стяжатели и юродивые, а теория Ивана — подлость; и лютая злоба полыхает в душе завистника при виде доброго порыва Грушеньки и Алеши. Состояние всеобщей нравственной энтропии ярче всего описывает юная Лиза Хохлакова: все потихоньку любят дурное, всем нравится, что Митя отца убил, а ей нравится, что Иван никому не верит и всех презирает. И загорается в девице острое, жгучее желание беспорядка, выраженное с недетской дерзостью: «Хочу, чтобы нигде ничего не осталось».

Однако не только в миру, но и в святой обители творится неладное. Уже год наблюдает Алеша «ненавистников и завистников» Зосимы. Одни восстают против совместных исповедей, считая их профанацией таинства, почти кощунством, которое вводит братство в грех и соблазн. Другие тяготятся ходить к старцу, неволят себя — идут, чтобы отделаться. Алеша знает, что монахи давно возмущены обычаем относить адресованные им письма к старцу, чтоб он читал первым. Считалось, что это делается свободно, от всей души, во имя вольного смирения и спасительного назидания, но на деле «происходило иногда и весьма неискренно, а, напротив, выделанно и фальшиво». Главный противник Зосимы, 75-летний монах Ферапонт, постник и молчальник, живет семь лет в уединенной келье, ест два фунта хлеба в три дня, странен и груб; ведет беседу с небесными духами, а с людьми молчит, считает старчество вредным и легкомысленным новшеством и к Зосиме не ходит. Большинство же братии сочувствует Ферапонту как великому подвижнику.

На глазах горожан и насельников монастыря разыгрывается опасное соперничество за звание праведника. В противоборстве двух монахов есть много смешного и недостойного, но есть и суть, от которой невозможно отмахнуться. Проповеди Зосимы о важности покаяния, о любви к ближнему, о потребности в правде, о молитве даже за самоубийц прекрасны своим предельным милосердием. Однако в мире «Братьев Карамазовых» эти проповеди становятся взрывоопасным раздражителем. Весь город наблюдает за двумя соперничествами, которые зреют параллельно, и все нетерпеливо ждут, на чьей стороне будет победа. Никто не может, а главное, и не хочет помешать назревающим скандалам.

Всё решает смерть — в каждой из соперничающих пар умирает один из противоборцев: старик Карамазов из семейной пары и старец Зосима из монашеской, при этом Зосима, покинув сей мир чуть раньше, невольно уступает поле битвы силам злого соблазна. Соперничество монахов скандально выходит наружу тотчас по успении старца: его кончина будто освобождает клир и мирян от обязанностей любви и доверия. Оглушительное известие о запахе тления от тела усопшего старца порождает всеобщее злорадство — ибо любят люди падение праведного и позор его.

В стенах монастыря и за его пределами разыгрывается недостойный фарс, в котором правят соблазн и провокация. Сказывается закоренелая вражда к старчеству, затаившаяся в монастыре, и зависть к святости усопшего. Очевидна печальная истина: Зосима, воздвигший вокруг себя мир любви, породил ожесточенных врагов в монастыре и в миру, вызвал из бездны неутолимую злобу. Многие из врагов его, ощутив запах тления, безмерно торжествовали, люди преданные — оскорбились и обиделись. Иноки не хотели скрывать радости, сквозившей в озлобленных взорах, полагая, что сам Господь допустил, чтобы злоба временно одержала верх. Люди говорили друг