Герои Сталинградской битвы - Светлана Анатольевна Аргасцева

сроки его наступления, замедлили его продвижение. С каждым днем возрастала стойкость наших бойцов и командиров. Мы отступали. Но на каждом рубеже обороны противник встречал ожесточенное сопротивление… А мы, отступая, учились бить врага. Я вправе говорить о 62-й и 64-й армиях. В этих армиях зарождался массовый героизм Сталинграда».

На фоне массового героизма и самопожертвования выделяется подвиг, совершенный в эти дни у станицы Клетской шестнадцатью воинами 111-го гвардейского стрелкового полка во главе с младшим лейтенантом Кочетковым. Не сумев сломить их сопротивление силами пехоты, немцы двинули против них 12 танков. У красноармейцев не было ни одного противотанкового ружья. Тяжелое ранение получил их командир, многие тоже были ранены. Один из гвардейцев кинулся под гусеницы переднего танка со связкой гранат. Танк загорелся. Вслед за своим товарищем еще трое бойцов остановили бронированные машины ценой своей жизни. Вражеские танки стали пятиться назад, но два по-прежнему ползли вперед. В живых оставалось только четверо советских воинов. Они могли где-нибудь укрыться, но не пожелали пропустить врага до тех пор, пока были в силах драться. Спрятав в укрытии своего раненого командира, они со связками гранат бросились под танки, уничтожив их.

Немецкие войска рвались к Сталинграду, не считаясь с потерями. Гитлер приказал взять город к 25 августа. За два дня до этой даты несколько пехотных, моторизованных и танковая дивизии врага из состава 6-й армии Ф. Паулюса прорвались на участке Вертячий – Песковатка и устремились к Сталинграду. Случилось то, чего наше командование изо всех сил стремилось не допустить – передовые части немцев, в том числе около ста танков, вышли севернее поселка Рынок к Волге. Однако, натолкнувшись на заранее подготовленную оборону, они не смогли с ходу захватить северную часть Сталинграда. На тот момент 4-й танковой армии Г. Гота оставалось пройти до его южной окраины – Красноармейска – около 15 километров.

Положение становилось в высшей степени опасным. Этот день – 23 августа 1942 года – запомнился всем сталинградцам не только прорывом противника к Волге. Он стал самым трагическим в истории для жителей Сталинграда. Немецкое командование решило разрушить город, чтобы посеять панику и страх у его защитников и жителей. Во второй половине дня воздух наполнился нарастающим гулом, задрожали стекла в окнах домов. Сотни самолетов, волна за волной, обрушили на город бомбовый груз. В течение дня люфтваффе совершили две тысячи самолето-вылетов. Сталинград, растянувшийся вдоль волжского берега на 50 километров, был разрушен и пылал, погибли десятки тысяч людей.

Двадцать четвертого августа по просьбе Шумилова Чуйков выехал на передовую. В течение двух дней, действуя в своей обычной манере – инициативно, требовательно и без промедления, он исправлял промахи командиров, проверял состояние обороны, организовывал контратаки. Об этом «рейде» Чуйкова командарм М. С. Шумилов вспоминал: «Однажды он около десяти часов не давал о себе знать. Как выяснилось впоследствии, В. И. Чуйков успел за это время побывать на нескольких участках фронта. В одном месте помог растерявшимся артиллеристам отразить атаку танков, в другом – остановил отступавшее подразделение, которое осталось без командиров. Повернул цепь назад, приказал окопаться на новом рубеже. Словом, волевых качеств Василию Ивановичу было не занимать».

В условиях больших разрывов между частями и удаленности высших штабов от линии фронта огромное значение приобретала связь. Вспоминая лето 1942 года, Чуйков отмечал, что и на второй год войны связь оставалась в нашей армии слабым местом. Если противник широко применял рации, то наши войска использовали преимущественно проводную связь, которая постоянно выходила из строя. Из-за плохой связи данные о положении на передовой приходили с опозданием. Для передачи указаний войскам, разбросанным на большой территории, приходилось рассылать офицеров. Все это крайне затрудняло руководство армией.

Ставка Верховного главнокомандования постоянно усиливала войска Сталинградского и Юго-Восточного фронтов. С 1 по 20 августа сюда было направлено 15 стрелковых дивизий и три танковых корпуса, однако прибывали они с запозданием и спешно вводились в бой, нередко по частям, что снижало их боевые возможности. Многие части несли большие потери от налетов немецкой авиации еще в местах выгрузки и в пути.

Двадцать третьего августа недалеко от станции Котлубань передовой отряд 35-й гвардейской стрелковой дивизии, которым командовал капитан А. А. Столяров, вступил в схватку с превосходящими силами мотопехоты и танков противника. В разгар боя командир выбыл из строя и командование принял капитан Рубен Руис Ибаррури, сын председателя ЦК Коммунистической партии Испании Долорес Ибаррури. В этом бою он был смертельно ранен. Рубену Ибаррури посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза.

В. И. Чуйков в своих воспоминаниях дал такую оценку этому периоду Сталинградской битвы: «Мы знали решение Ставки Верховного главнокомандования, лично Сталина, что за город будем сражаться всеми силами. Мы понимали, что судьба и результат кампании всего 1942 года решается здесь, на Волге.

Сталинград в 1942 году оказался, как Москва в 1941 году, таким объектом, в котором сошлись главные стратегические, политические, экономические и престижные цели и задачи всей войны. Накал боев на Волге дошел до такой степени, что осенью 1942 года весь мир замер. Все зависело от того, удержат ли советские войска Сталинград».

Стремление Чуйкова чаще находиться не передовой было по сути своей верным, но таило в себе постоянный риск, особенно в условиях, когда передвигаться приходилось по степи в условиях полного господства немецкой авиации и невозможности порой найти хоть какое-то укрытие. Но к смертельной опасности привыкали, стараясь не обращать на это внимание. В трудные минуты выручали фронтовой опыт, разумная осторожность и взаимопомощь. Но и вдали от передовой, под непрерывным огнем врага в те дни никто, включая армейское командование, не мог ощущать себя даже в относительной безопасности.

Третьего сентября на КП 64-й армии обрушились немецкие снаряды и бомбы. Чуйков и другие офицеры продолжали работать, сидя в пыли и духоте под жиденьким навесом из жердей и земли. Они не имели права покинуть свои места – отсюда велось управление войсками. То, что произошло далее, В. И. Чуйков описал так: «Вдруг наш блиндаж будто подбросило кверху. Раздался оглушительный взрыв. Я не помню, как мы с Абрамовым[39] очутились на земле, а столы и табуретки оказались перевернутыми. Над нами было небо, затянутое пылью… кругом раздавались крики и стоны.

Когда пыль несколько рассеялась, мы увидели в шести – восьми метрах от нашего блиндажа огромную воронку диаметром метров 12–15. Вокруг лежало несколько изуродованных трупов, валялись перевернутые автомашины, выведенная из строя радиостанция; проводная связь тоже оказалась нарушенной». При переезде на запасной КП за автомашиной Чуйкова начал охоту «Юнкерс», который на бреющем полете высыпал на них дюжину бомб. Однако на этот раз Чуйкова с его водителем и адъютантом спас не слепой случай, а выдержка и расчет.

Противник продвигался вперед благодаря многократному превосходству над войсками Юго-Восточного