Её звали Салтанат. Как смерть одной девушки изменила законодательство огромной страны - Айтбек Амангелди

предположительно, Бишимбаев сбил на пешеходном переходе – с отсылками к именам, фамилиям, датам рождения. Об этой истории я рассказал маме. Во время одного из судебных заседаний моя мама закричала Бишимбаеву: «Ты думаешь, я не знаю, что ты сбил ребенка на переходе?» Мы передали все данные по этому эпизоду следствию, но они не смогли получить подтверждающих документов.

В начале процесса у меня была мысль, что в нашем деле все настолько прозрачно, что мне даже адвокат не потребуется. Сейчас понимаю, что это было наивно. Теперь я знаю, что адвокат необходим всегда.

Номер Жанны Уразбаховой мне дала подруга. Я связался с ней, и с первых консультаций между нами установились доверительные отношения. Жанна находилась в Алматы, но, поскольку суд проходил в Астане, она посоветовала нанять и местных адвокатов.

Самую первую стратегию мы строили с Жанной – нас в команде тогда было только двое. Когда начали выходить первые статьи, очерняющие Салтанат, мы поняли, что честной борьбы можно даже не ожидать. Перед нами стояла задача подготовить целый список опровержений и обоснований, чтобы иметь возможность моментально реагировать на любую грязь, которую уже готовы были разносить разные медиа. У нас ушло очень много времени, мы тратили каждую свободную минуту затишья, чтобы проработать все возможные сценарии. Поэтому когда выходила очередная новость, мы были готовы разъяснять. И в рамках суда – опровергать. Как показало время, стервятники не брезговали ничем, поэтому нужно было быть готовым ко всему, даже к самым низким инфоповодам. Эта работа сыграла значимую роль в восприятии процесса.

У нас была общая и судебная, и публичная стратегия – нужно было донести до общественности, какой на самом деле человек Бишимбаев, и донести это не голословно или эмоционально, а через обоснованные вещи. Поэтому мы постоянно давали интервью, отвечали на все вопросы – в суде и журналистам. Мы разложили все имеющиеся факты и продумали, в какой последовательности и как будем их публиковать.

Но эмоции были тоже, их не спрятать. Находясь у подиума и увидев ненавистную рожу Куандыка, я назвал его жирным кабаном. Это меньшее, что я мог сказать. Ни для кого не стало секретом, что я послал его мать с ее благодарностью за то, что Салтанат была членом ее семьи. Такого поведения, конечно, никто не планировал и не прописывал. Это были мои искренние порывы, и, наверное, это и подкупило тех, кто сопереживал нам. Нашей единственной силой была публичная поддержка со стороны казахстанцев. Больше у нас не было ничего. Было ясно, что мы обязаны быть открытыми, выступать, разговаривать, отвечать на вопросы. Так и сделали – тем более что скрывать было нечего. Нам нужно было убедить жюри присяжных – конечное решение принимали они. Поэтому все наши доводы были обращены к ним. Учитывали их возраст, пол, личные особенности, чтобы говорить на понятном им языке. Нужно было показать им всю картину, поэтому они увидели все эти ужасающие фото и видео, все доказательства. Я понимаю, что для них это тоже было морально тяжело, но другого выбора не было. Это было нашей обязанностью – чтобы они могли противопоставить все эти ужасы сладкой натренированной ереси Бишимбаева. Они не должны были забывать, что он убийца.

Мы обратились за консультацией к Игорю Вранчеву. Поначалу он не слишком заинтересовался нашим делом, хотя тоже был шокирован, как и все казахстанцы. Я позвонил ему, мы встретились, поговорили, и в конце встречи он сказал, что возьмется. У него было две дочери – на тот момент одной было 23, а второй только исполнился год. Возможно, тоже сыграли отцовские чувства. Игорь говорил, что не предполагал, что это дело окажется настолько резонансным, хотя громкие дела у него были и до этого.

К нам за это время обратилось очень много юристов, которые были готовы взяться за наше дело; с каждым мы встретились лично. Дамир Ишмаметов давно знаком с нашей семьей, всегда помогал в рабочих вопросах, и он единственный из адвокатов знал Салтанат лично, знал, каким человеком она была.

Алию Омарову мы пригласили на этапе предварительных слушаний. В итоге с нами работали четыре адвоката, и это было лучшим решением, потому что не все могли присутствовать на всех заседаниях. Кроме того, четыре адвоката – это четыре точки зрения, четыре ума, которые работают над документами и материалами. Если один что-то упустит – другой обратит на это внимание. Один силен в экспертизах, другой в допросной практике. Они очень хорошо дополняли друг друга – нам удалось собрать команду, у которой личностные качества не мешают общему делу, и каждый делал свою работу хорошо. В ходе работы, конечно, возникали спорные ситуации, но конфликтными их назвать сложно: они касались моей личной позиции по делу – например, когда я возражал против публикации тех или иных материалов. Меня беспокоило только то, что любые обнародованные материалы станут известны моим родителям, которые всех подробностей не знали. Но и здесь мы находили решение, потому что какие-то моменты необходимо было осветить – например, видео из ресторана BAU, где Бишимбаев избивает Салту.

Если говорить о защитниках подсудимого, негативное отношение они обеспечили себе сами. Поведением, выступлениями, вопросами, которые они себе позволяли. На какое отношение может надеяться адвокат, который в суде задает мне вопрос, спал ли я со своей сестрой? Адвокат защиты Назкен Хуйсаинова показалась мне преданной фанаткой Бишимбаева. Повышала голос на присяжных, буквально набросилась на свидетельницу-гадалку. От ее высокого и противного голоса болела голова. Судья неоднократно просила ее сбавить тон, не оказывать давления, не нападать, но все было бесполезно. Возможно, для ее клиента она была идеальным выбором, потому что, несмотря ни на что, боролась за него так, будто он был невиновен.

* * *

Адвокат Игорь Вранчев сразу заявил, что никак не комментирует в соцсетях дела, за которые берется, и не обсуждает дела своих коллег. И действительно – он взывал к общественности только в случаях очевидных нарушений прав своих подзащитных. Давать интервью он тоже не собирался.

В первый день главного судебного разбирательства он даже не знал, что процесс идет в прямом эфире на весь Казахстан. Его телефон был в режиме «не беспокоить», и когда он взял его, то обнаружил бесконечный поток сообщений от друзей и родственников. Его жена писала, что теперь он прославился на всю страну.

Мне Игорь сказал, что не читал и не смотрел интервью с участниками процесса до непосредственных прений. Он оградил себя и от всего того, что публиковал я или наши оппоненты. Удивительно для его профессии, но Игорь оказался чувствительным