Навстречу судьбе - Евгений Павлович Молостов

«За что вы его так?» — недоуменно спросил я. — «А чтобы не лазил по чужим дворам!» — «Да что в вашем дворе он может добыть, кроме крыс да мышей? — «Крыс, мышей? — не успокаивалась соседка. — Они как лазили, так вон до сих пор и лазят, а он вместо того, чтобы ловить их, забирается в куриные гнезда, таскает яйца. Как вовремя не возьму яичко, знай пропадет». Я попробовал возразить, мол, не под силу коту такое…

«Этот ворюга все сможет, — вмешалась другая женщина. — У меня третьего дня в сенях с кастрюли крышку сдвинул, лапой вытащил последний кусочек мяса и сожрал его. Больше некому. Не кот, а бестия!»

Я подумал: «Коли так гневно настроены женщины, несдобровать коту». И угадал. Через несколько дней его убили. Случилось это так. В небольшой загороди двора гуляла клушка с только что вылупившимися цыплятами. Хотя клеть была обнесена новой проволочной сеткой, но невдалеке стали находить растерзанных цыплят. Отверстия сетки не такие уж широкие, чтобы цыплята сами вылазили, и бабы рассуждали: «Если этот разбойник кот зацепит какого цыпленка своей клешней, то, конечно, тому не уцелеть».

Терпение их лопнуло, когда они увидели очередного убитого цыпленка, застрявшего в сетке, а кот в это время шел невдалеке своей уверенной равнодушной поступью. Ослепленные жаждой отмщения, сбегали за соседом, у которого было ружье…

Но хищения не только продолжались, они увеличились. И ведь выяснилось… цыплят из вольера вытаскивал не кот, а… сорока. Яйца же из гнезд уносили не кто-нибудь, крысы.

Я отнесся к трагической гибели кота с глубоким сочувствием. И обрадовался, когда узнал, что бабы реабилитировали посмертно ни в чем неповинное животное, прикормив около сараев бездомного котенка.

Смерть гналась по пятам

Время было уже заполночь, мы с другом возвращались с гулянья из чужой деревни. Обоим не более чем по семнадцать лет. Идем луговиной, оживленно разговариваем. Смотрим, вдалеке нам навстречу с горы кто-то в светлом спускается. Даже слышны были какие-то молодые голоса. Но когда подошли поближе, увидели одинокую, тонкую, неестественно высокую фигуру в белом балахоне.

Поскольку ночь была темная, лица не могли разглядеть. Вначале подумали, что над нами кто-то подшучивает, разыгрывает нас, как это нередко бывает среди селян. И мой друг решил зажечь спичку, чтобы убедиться — кто это? Я его стал отговаривать: «Да, ладно тебе, пойдем!» А он с такой горячей настойчивостью и нетерпением вплотную приблизился к этой фигуре, чиркнул спичкой, поднял ее повыше и осветил то место, где должно было быть лицо.

И увидели страшное, костлявое, несуразно вылепленное из воска (или из грязи) старушечье лицо самой настоящей смерти. Какую часто рисуют художники и показывают в кино. Мы вначале от ужаса остолбенели, потом по-дикому закричали. До ближайшей деревни было около двух километров. Мы изо всех своих сил бросились бежать, под собой не чуя ног. Истошно крича, оборачивались и видели, что смерть по пятам преследует нас, ни на шаг не отдаляясь. Казалось, что до деревни никогда не добежим. И все-таки добежали. Бросились к первой попавшей избе. Стали оба барабанить в окна и дверь. Там жили дедушка с бабушкой. Они нам быстро открыли. Спрашивают: «Что с вами случилось?» Говорим: «Закрывайте скорее дверь! За нами смерть гонится!» И вбежав в сени, оба упали на пол.

Немного успокоившись, рассказали, что с нами произошло. Дед с бабкой как могли успокоили нас. Потом устелили постель и положили спать. Ранним утром мы пошли в свою деревню, до которой было еще не менее двух километров. Когда пришли домой, родители уже знали про наше происшествие. Деревенские новости распространяются с молниеносной быстротой. Моя мать вроде бы как с усмешкой сказала: «Что вы там народ-то всполошили!» Мы поняли, что нам не верят. И очень огорчились.

Но прошло три или четыре дня, и этот самый мой друг поехал на электричке к своей девушке на свидание. И так как остановки возле той деревни не было, он на повороте, где поезд замедлял ход, всегда спрыгивал. И в этот раз он спрыгнул на ходу и попал под колеса поезда. И только после этого нам тогда поверили, что за нами, а вернее, за ним гналась смерть. И это было ему как бы предупреждением.

P.S. Этот случай нам с женой рассказал Николай Алексеевич Удалов. Уроженец Ковернинского района. Он у нас работал начальником котельной. А паренька звали Севрюгин Вася.

17 мая 1997 г.

Друг мой Валентин Кордатов

Зима. 1956–1957 гг. Мне 20 лет. Работал я в ту пору кочегаром котельной в деревне Кузнечиха — отапливал оранжерею, в которой по зимам выращивали огурцы. Наши деревни Ново-Покровское и Кузнечиха объединили в один колхоз. И стал он называться «Имени 22-го партсъезда КПСС».

В один из февральских метельных дней на взмыленных лошадях к моей котельной с «Сибирской пристани» подвезли каменный уголь возчики-ребятишки, один моложе другого. Среди них в этот раз подъехал незнакомый паренек лет 16-ти. Роста был он среднего, коренаст. Мне на всю жизнь запомнилось его открытое лицо, мокрое от снега. Темно-русые густые волосы. Длинные ресницы вокруг добродушных глаз и темный пушок на верхней губе. Вместо «Здравствуй», он, озорно улыбаясь, нарочно громко продекламировал сквозь метель стихи С. Есенина:

Эх вы, сани! А кони, кони!

Видно, черт их на землю принес…

А я продолжил:

… В залихватском степном разгоне

Колокольчик хохочет до слез…

Оба рассмеялись. Познакомились. «Валентин Кордатов», — назвался он. У его лошади под дугой и вправду звенел старый-престарый колокольчик.

Отряхнув с себя снег и, немного перекурив, возчики стали поочередно разгружать совковой лопатой уголь со своих саней. Разгружали в одну кучу, поближе к дверям котельной, чтобы нам, кочегарам, было удобнее накладывать его в тачку и увозить по настланным доскам к топкам котлов.

Валентин крепкий, ухватистый. Лошадью управлял как опытный возчик. Остановив сани возле кучи с углем, он подошел к ним сзади, схватил за один угол, приподнял и так тряхнул, аж колокольчик жалобно звякнул. И угля в санях сразу почти ничего не осталось. Не знаю, может, он это делал специально, показать свою силу и удаль, но поскольку уголь лопатой с саней разгружался медленно да в лицо бил жесткий снег, я его за эту находчивость только одобрил.

Валентин был года на четыре моложе меня,