Дурман Востока: По следам Оруэлла, Конрада, Киплинга и других великих писателей, зачарованных Азией - Давид Хименес

приключение вполне в нашем духе. Во время предыдущих эскапад мы успели побывать и на фабриках игрушек, где использовался рабский труд, и в кантонских клиниках для душевнобольных, где пациентов приковывали к койкам, и на тайных собраниях родителей, у которых похитили детей и которые боролись против бездействия властей. В Шангри-Ла, липовом раю, обустроенном китайцами в предгорьях Тибета, мы чуть не съели обезьяну, лишь в последний момент прислушавшись к угрызениям совести и отказавшись от этой затеи. А тут – затерянное место в глубине одного из самых бедных регионов Китая, где из-за смертных казней население целых деревень состоит из сплошных вдов и сирот… «Да, черт возьми!» – не раздумывая, ответил мне Джонс.

Мы долетели до Куньмина и еще примерно часов двенадцать ехали на машине до той самой деревеньки. На место мы прибыли к закату. С трудом переставляя затекшие ноги, казавшиеся клюшками для гольфа, мы принялись бродить по улицам, стараясь не привлекать к себе внимания. Ничего глупее придумать было нельзя. Джонс – светлоглазый блондин. Меня же бывшая мэр Мадрида Ана Ботелья как-то (это произошло в тот недолгий период времени, когда я работал директором газеты El Mundo) приняла за тореадора. Бенг-Лонг – забытая богом деревушка, лишенная каких-либо туристических достопримечательностей. Что еще, скажите на милость, могло привести сюда двух белых мужчин в сопровождении китайской переводчицы, кроме желания в очередной раз сунуть свой нос туда, куда не следует? Мы начали задавать вопросы: стучались во все двери подряд, представлялись туристами и пытались вывести разговор на интересующую нас тему. Но что-то было не так: про казненных никто ничего не слышал, причем не было похоже, что нам врут. Тогда мы поинтересовались у стариков, игравших в маджонг:

– Скажите, это же Бенг-Лонг, да?

– Бенг-Лонг. А какой из двух Бенг-Лонгов вы ищете?

– А что, есть еще один?

Оказалось, есть – и мы приехали не в тот. Мы посмотрели на карту Юньнаня и поняли, что наш Бенг-Лонг располагался на противоположном конце провинции. Понятно ли теперь, что я имел в виду, когда сказал, что Китай – страна непростая? Кому вообще пришло в голову назвать одним и тем же именем два населенных пункта одной провинции, расположенных на расстоянии целого дня пути на автомобиле друг от друга? Пришлось уехать из Бенг-Лонга и направиться в… Бенг-Лонг. Мы проехали еще семь часов сквозь глухую ночь, уже еле живые и проклинающие все на свете, и тут нас вдруг обогнали две машины, прижали к обочине и заставили остановиться. Из них выскочили какие-то агрессивно настроенные люди, вытащили нас наружу и принялись кричать: «Вы кто такие?», «Чего вам тут надо?». По всей видимости, мы оказались недалеко от цели. У нас с Ричардом на такой случай была придумана стандартная отговорка. Дескать, мы туристы и интересуемся здешними коренными народами и их обычаями. Они распотрошили наши чемоданы и нашли там туристические проспекты, живописные фото Юньнаня и гостиничные брошюры. Затем нас доставили в полицейский участок. Нашу переводчицу увели в другую комнату и допрашивали несколько часов. Когда нас наконец отпустили, водитель под впечатлением от всего пережитого сказал, что с него хватит и дальше он не поедет. Деваться некуда, я предложил было заплатить ему вдвое против обещанного – средства на поездку все равно выдавало издательство, а с чужими деньгами расставаться легко, – но он, явно заподозрив в нас агентов ЦРУ, согласился лишь довезти меня и Ричарда до ближайшего к точке назначения города. Высадив нас там, водитель поспешно удалился. Я уже говорил вам, что Китай – страна непростая?

Утром мы принялись за поиски нового водителя и нашли его в гараже на окраине города, названия которого я так и не запомнил. Мы отправились в путь – по ухабистой грунтовой дороге, узкой настолько, что при встрече с другой машиной приходилось останавливаться, чтобы не сверзиться в пропасть. Подпрыгивая на заднем сиденье и стукаясь о потолок головой, я молился лишь о том, чтобы наша машина не сломалась, – и, разумеется, она таки сломалась. Примерно на середине пути двигатель принялся чихать, потом испустил свой последний вздох, и мы встали.

– Не переживайте, – сказал нам наш новый водитель. – У меня есть еще одна машина.

Мы принялись голосовать, поймали полупустой школьный автобус, вернулись на нем за запасной машиной и снова двинулись в путь. Мое измученное тело умоляло меня остановиться. Бросить все. Сдаться. Но мысль о том, чтобы вернуться с пустыми руками после всего, что мы пережили, была слишком болезненной. Мы все-таки добрались до Бенг-Лонга через три дня после того, как выехали туда, и мне удалось написать статью о долине казненных. На кладбищах действительно оказалось множество безымянных могил, а в деревнях – вдов и сирот. Я отправил материал в редакцию в полной уверенности, что меня ждут аплодисменты и поздравления, а может, и какая-нибудь репортерская премия, но мне ответили, что этот репортаж определенно не попадет на первые страницы. Наш директор только что был на приеме у посла Китая в Испании и посчитал невежливым публиковать историю, выставлявшую радушных хозяев вечера в неприглядном свете. Теперь вы понимаете, что я имею в виду, когда говорю, что неудачные поездки запоминаются лучше, чем те, в которых все идет по плану? Стоит мне только начать вспоминать все, что с нами в тот раз приключилось, меня сразу разбирает смех.

В книге «Пять путешествий в ад» Марта Геллхорн (1908–1998) рассказывает о своих худших поездках – и, поскольку к моменту написания книги прошло немало времени, делает она это с юмором и без излишних эмоций. Геллер – журналистка, освещавшая испанскую гражданскую войну и целый ряд знаковых событий ХХ века, вплоть до американского вторжения в Панаму в 1989 году. У ее книги есть подзаголовок: «Истории, приключившиеся со мной и тем парнем». «Тот парень» – это Эрнест Хемингуэй, за которого Геллхорн вышла в 1940 году замуж, при этом она нигде, ни разу не упоминает его имени. В ее книге он фигурирует исключительно как «Упрямый товарищ» или просто «УТ».

Геллхорн сделала в высшей степени достойную карьеру, и она не хотела, чтобы ее считали просто «женой такого-то», даже если «такой-то» был самым знаменитым писателем того времени. К тому же в области журналистики Хемингуэй был ей не соперник: во время высадки в Нормандии знаменитый американский писатель предпочел остаться на разумном расстоянии от зоны боевых действий, тогда как Геллхорн вела репортаж непосредственно с места событий. Ночью 6 июня 1944 года она спряталась на одном из кораблей союзников, готовившихся отплыть во Францию. Когда на горизонте показался берег, возникла проблема: женщинам на фронте места не было, и командовавшие операцией не позволяли ей высадиться на сушу. Допускалось только одно исключение из общего правила – медицинский персонал. Геллхорн переоделась медсестрой и присоединилась к группе санитаров. Великий писатель пришел в ярость, увидев в журнале Collier’s статью Геллхорн, в которой она подробно описывала ужасы войны и трагедию молодых солдат, чьи тела качались на волнах, как «раздувшиеся серые мешки».

История Геллхорн в чем-то похожа на историю Сомерсета Моэма. Она быстро начинала скучать в обществе себя самой, ей надоедали знакомые места и люди. Поэтому Марта все время находилась в движении. Путешествия были для нее столь же органичны, как «пятна на шкуре для леопарда». Она стремилась увидеть всё и всех, чтобы потом описать это в своих статьях. Одной из навязчивых идей Геллхорн было успеть съездить на Восток до того, как наступит конец света. В то время казалось, что он не за горами: началась Вторая мировая война, и никто не знал, что уцелеет к моменту, когда она закончится. Марта убедила УТ совершить большое путешествие по Китаю, стране, которая не понравилась им с самого первого дня. Хемингуэй, обходительный, как и все новоиспеченные мужья, не слишком противился этой идее, хотя всегда говорил, что испытывает «по отношению к Востоку известное отвращение». Отплыв на корабле из Сан-Франциско, супруги делают пересадку в Гонолулу и еще одну в Гуаме, после чего прибывают в Гонконг, «Нью-Йорк в миниатюре», встречающий их традиционной для азиатских городов неразберихой. Толпы людей на улицах, рикши, мечущиеся из одной стороны в другую, больные холерой, падающие в обморок средь бела дня.

Хотя идея поездки