Брусиловский прорыв. 1916 год - Максим Викторович Оськин

направлениях (четыре, по одному для каждой армии фронта), тем не менее, имела главный удар на стыке с Западным фронтом, в 8-й армии. Понятно, что при той тактике, что была принята главкоюзом (четыре удара, без резервов для развития успеха), Юго-Западный фронт не мог рассчитывать на немедленный выход в оперативные тылы неприятеля. Требовалась поддержка. Причем – не простым вливанием 1–2 корпусов в развитие прорыва (хотя и это, конечно, было бы просто превосходно), но лучше – армейской группировкой.

И ведь такая группировка была – 3-я армия Западного фронта, участие которой в главном ударе не предусматривалось (3-я армия должна была обеспечивать южный фланг наступления ударных армий Западного фронта). И в данный момент 3-я армия Л. В. Леша, стоявшая на стыке Юго-Западного и Западного фронтов, просто-напросто зря простаивала, не принимая участия во фронтовых операциях. Поэтому, после первого потрясающего успеха брусиловских армий в тактической зоне обороне австрийцев, становилось жизненно необходимо взаимодействие 8-й армии Юго-Западного фронта с 3-й армией Западного фронта.

Особенно это стало очевидным после неудачи прорыва к Ковелю кавалерийской группы Я. Г. Гилленшмидта. Но ни Ставка, ни штаб Западного фронта не пошли на немедленную организацию такого взаимодействия, что позволило противнику сцементировать развалившуюся оборону германскими дивизиями на наиболее опасном направлении – ковельском – напрямую выводившем в тылы немецкой группировке, стоявшей против русского Западного фронта.

Главкоюз начал перегруппировку сил и средств 8-й армии на фланги, но при этом остановил само наступление, дав врагу время на подтягивание резервов. Для прорыва эшелонированной обороны противника и развития тактического успеха требуется не только сосредоточение мощных средств и сил, но и высокие темпы развития наступления; но и смелый и инициативный маневр на поле боя. Этого-то и не было: даже та инициатива отдельных комкоров, что проявилась в первую неделю наступления, была погашена осторожничавшими штабами фронта и армий.

Приостановка флангов наступавшей 8-й армии превратила рвущее оборону врага наступление в простое движение войск вперед по оттеснению неприятеля навстречу к его резервам и подкреплениям. Откатываясь перед русскими корпусами, австрийцы только усиливали мощь сопротивления, раз уж русские сами отказывались от маневренных действий. В результате австрийцы получили возможность сохранить за собой свободу действий по подтягиванию оставшихся резервов к месту сражения, на направления наступления русских ударных группировок. Зигзагообразность линии фронта дает преимущество тому, кто может маневрировать своими резервами, дробя фланги неприятеля и разламывая цельность его фронта.

Генерал Брусилов, решивший действовать по шаблону, выровнял войска, и потому немногочисленные резервы Юго-Западного фронта не смогли решить судьбу боев. И русские, и австро-германцы, выигрывая время, бросали резервы в бой «пакетами», что затрудняло их использование в качестве ударной силы на решающем направлении. Генерал Верховский заметил: «На нашем фронте, вместо того чтобы подвозимые в распоряжение фронта части группировать и наносить ими сильные, всесокрушающие удары, их разбрасывали по всему фронту. Поэтому нигде не удавалось достичь крупных результатов, но потери везде были очень велики»[94]. Однако противник оборонялся, а русские наступали. Таким образом, имея железнодорожное преимущество, немцы выигрывали в сосредоточении.

В то же время нельзя сказать, что преимущество противника в транспортном отношении позволило ему получить и преимущество в соотношении сил на ключевом участке фронта. За 24–25 мая из резерва фронта в 8-ю армию прибыли 2-я Финляндская стрелковая (Ф. Ф. Кублицкий-Пиотух) и 126-я (Г. А. Левицкий) пехотная дивизии; 30 мая – окончательно собрался 5-й Сибирский корпус (Н. М. Воронов). Как полагает А. М. Зайончковский, Алексеев, понимая, что при существующем плане у Брусилова нет сил для развития прорыва, считал, что с прибытием 5-го Сибирского корпуса можно иметь перевес минимум в сто тысяч штыков и потому следует «притянуть к ударной группе 8 армии еще 3–4 дивизии». Брусилов же настаивал на повсеместном прорыве. То есть, так как «резервов для развития этих ударов у фронта не было», это показывает, что «использование прорыва решено было при всяких условиях вести из района 8 армии»[95].

К 5 июня из резерва Ставки подошли 1-й (В. Т. Гаврилов) и 23-й (А. В. Сычевский) армейские корпуса; к 11 июня – 1-й Туркестанский корпус (С. М. Шейдеман). Все эти войска, по прибытии, немедленно вводились в бой. Невзирая на то, что немцы успевали перебрасывать в Ковель свои подкрепления быстрее, нежели русские, Брусилов все равно имел общий численный перевес сил.

И теперь требовались, говоря суворовским языком, «быстрота и натиск», чтобы сломить противника, подорвать его волю к сопротивлению и овладеть ключевыми точками местности, основной из каковых являлся Ковельский укрепленный район. Наличие сильных подвижных группировок (кавалерия, усиленная броневиками и пехотой) на стыках наступающих армий позволила бы ни на минуту не прекращать преследования. В таком случае русские ворвались бы в Ковель на плечах отступающего неприятеля, не позволив германцам перебросить в город те батальоны, что сумели сдержать 8-ю русскую армию после возобновления наступления.

С другой стороны, общая нехватка резервов (еще лучше – целой резервной армии) не позволила генералу Брусилову иметь необходимый перевес сил на всех участках сражения в полосе главного удара. Просто «переход от позиционной войны к маневренной в условиях прорыва фронта требовал заблаговременного создания крупных резервов. Но так как это не было предусмотрено, то для развития неожиданного крупного успеха потребовались перегруппировки, которые снижали темпы наступления и даже приостанавливали его, и давали противнику передышку. Кроме того, ввод в состав фронта новых корпусов и армий, передача из одной армии в другую корпусов с изменением разграничительных линий, также вели к перегруппировкам в армиях между оставшимися корпусами. Это нарушало все планы и расчеты командующих армиями, и связывало активные действия армий. Частые перегруппировки крайне мешали планомерным действиям»[96].

В свою очередь, немцы, как могли, латали прорехи в разваливающемся австрийском фронте, и делали это, надо признать, весьма оперативно. Уже 27 мая в бою у Рожище (район железная дорога Ковель – Ровно) русские в первый раз с 22 мая взяли германских пленных. Германские части, прибывавшие по железной дороге в Ковель, немедленно бросались в контратаки, развертываясь посреди отступавших австрийских дивизий.

При этом, прежде всего, дабы сохранить в своих руках основные коммуникации, немцы заняли оборонительные позиции по обе стороны железной дороги Ковель – Луцк). Одновременно на юго-западном крыле откатившейся 4-й австрийской армии была образована ударная группа. Немцы должны были действовать быстро и эффективно, немедленно по сосредоточении бросаясь в контратаки, дабы любой ценой удержать разваливающийся австрийский фронт. Фалькенгайн впоследствии писал об этих кризисных днях: «Все имевшиеся в распоряжении резервы сохранившихся участков, а особенно немецкие из Южной армии и фронта Линзингена, были немедленно брошены на угрожаемые пункты. И, однако, когда 7 июня стали известны потери союзников людьми и