Мажоры СССР - Анатолий Владимирович Георгиев

человек решил, что студентам-журналистам кровь из носу нужна их стипендия именно под Ковровом, где мы вместе тянули лямку службы, чтобы стать младлеями. Вот тут мне карта пошла! Набивший руку в почти ежедневных преферансных баталиях дома, играя уже на высшем любительском уровне (родня со мной за стол уже отказывалась садиться), я хорошо подзаработал, и, приехав в лагеря с трешкой в кармане, домой возвращался в приподнятом настроении и с пухлым бумажником.

Я и семейную жизнь решил начать с ремонта в своей комнате, исполненного своими руками. Правда, с руками, как и с материалами, все обстояло печально. На антресолях обнаружились рулоны обоев, пролежавшие там со времен нашего въезда в новую квартиру — пересохшие и оригинального, мягко говоря, цвета кофе с молоком. В качестве «помогая» был приглашен Костя, обладавший, помимо навыков доставщика сметаны, двухлетним опытом работы на стройке.

— Любой ремонт начинается с треуголки! — уверил меня мой приятель и скрутил из газет двух кособоких уродцев, мало напоминавших головной убор Наполеона, до сих пор украшающий стены ресторана «Прокоп» в Париже[37].

Кто я был такой, чтобы спорить с помощником штукатура? Пришлось надевать и далее подносить, намазывать, держать, а также исполнять все принятые на Руси поклоны в адрес мастера ремонта. В общем, мы кое-как справились, и комната в таком виде простояла еще лет пятнадцать.

Родители при взгляде на это безобразие не сказали ни слова и даже не потребовали от меня все переделать к рождению внука. Зато с ребенком нас крепко выручали. И с вещами, и с возможностью сосредоточиться на учебе. Эта помощь дорогого стоила, и я до сих пор благодарен родителям за те годы, наполненные теплом и поддержкой. Нормальная семья, нормальные отношения: меня не баловали, но и не отбросили, как ненужную вещь, не позабыли, как птенца, вылетевшего из гнезда навсегда. Жили с родителями без выпендрежа, без каких-то идиотских дорогих подарков, но в любви и заботе. По-моему, самые правильные отношения.

На истфаке, помимо истории, я научился рубить деревья (фото из личного архива О. Олейникова)

…их распиливать (фото из личного архива О. Олейникова)

…собирать строительный мусор (фото из личного архива О. Олейникова)

Следующий этап наступил, когда родители переехали в новую квартиру, оставив нам свою кооперативную. Отныне я, имея жену и ребенка, стал полностью отвечать сам за себя. Быт обрушился на меня во всей своей неприглядной красе эпохи развитого социализма.

Первым делом следовало обеспечить семью питанием. Тут никак было не обойтись без главной фигуры московского продуктового магазина — без мясника!

Среди них встречались на редкость колоритные персонажи. К примеру, в магазине «Диета», что был на площади Гагарина, рубщиком работал выпускник истфака, а впоследствии мультимиллионер, переключившийся с мяса на нефть, к которому в охрану ушел от Ельцина небезызвестный Коржаков. Правда, Игоря Варварова это не спасло — его застрелили через три месяца.

Другой мой знакомый мясник чудом выскочил из «мясорубки» знаменитого уголовного дела рыбных магазинов «Океан», закончившегося серьезными сроками для фигурантов и одним расстрелом. Стоило ему принять на грудь, как он начинал делиться:

— Не разгонишься на этом мясе, как на рыбе при Вове Фишмане[38]. Вот же глыба был человек, да жадность сгубила. Всему нас научил. Слышал про «ледяную глазурь»?

— Нет. А что это, способ готовки?

— Ха, вот ты скажешь! Такая готовка лет на пять тянула с конфискацией. Водицы в коробку с рыбой плеснешь да сунешь в морозильную камеру. На двадцать кило — пару литров, нам всем на мелочишку.

Я лишь головой киваю: мол, какие молодцы!

— И про то, как икру бодяжили, тоже не слыхал? — делился со мной, как с родным, разомлевший от пива мясник, довольный произведенным впечатлением. Я, похоже, уже кум и сват, почти подельник или ученик мастера гнать левак.

— А ее можно было как-то бодяжить? — удивляюсь я искренне.

— А то! С черной вообще вопросов не было. Нальешь в бочонок спитого чая, немного подождешь — и готово дело. А вот с красной вышла незадача. Что только не пробовали — не выходит, хоть ты лопни! — искренне возмущается мой собеседник.

— И как, нашли способ? — я икру в свободной продаже в магазинах не видел, но мне интересно.

— Нашли! Пивко она любит, как и я. Пивом разбавляли, надувались икринки, на вид лучше икры не придумаешь, — говорит мне прожженный жулик от торговли, протягивая на здоровом листе оберточной бумаги отрубленный кусок мясной туши и пряча мои мятые рубли в карман грязного халата. После таких признаний о столь «выдающихся» во всех смыслах делах, моя скромная мзда смотрится жалким подношением.

Но стоит ли мне ссориться со столь нужным и уважаемым человеком и его коллегами? Не стоило смотреть на них с брезгливостью, несмотря на их пристрастие к алкоголю и к разного рода махинациям: любой приличный москвич, если не мог похвастаться таким полезным знакомством, считался пропащим. Вспоминается, как мой товарищ, высоко взлетевший на бизнес-стезе в девяностых — нулевых, постоянно с гордостью всем рассказывал, как я его познакомил со «своим» мясником в девяностом году. Для него это было актом невиданной щедрости, а для меня несложно: у меня таких знакомых мясников было целых три штуки!

Они обитали в разрубочной — в странном помещении с обитыми оцинковкой стенами и холодильниками. Посередине стояла здоровенная деревянная колода, под ногами шастали крысы, которых мясник безжалостно давил ногами.

Вырезку у него забирал директор, потому для своих он обычно отрубал хороший кусок задней ноги (модных нынче разрубов типа стейка тогда не знали, да и мясо в СССР было не мясной, а молочной породы: его следовало тушить или перемалывать на фарш, а не обжаривать за несколько минут). Стоило это недорого: при госцене в 1,8–2 рэ, мясники брали по 2,5 при цене на колхозном рынке в 3,8–4 рубля. К концу восьмидесятых цена у них выросла до трешки. Через мясника можно было забрать и любой дефицит, если таковой случался в магазине. Как он делился с руководством доходом от своего левака, я не помню, хотя мне точно рассказывали.

Сейчас такое сложно представить, но в советское время шлявшиеся в подсобках посторонние никого не удивляли. Наоборот, продавцы к ним относились с уважением — клиенты! Для меня же эти работники ножа и топора стали настоящим спасением, особенно в последние годы СССР.

Худо-бедно решив вопрос с питанием, я взялся за обустройство квартиры.

Прожив в