Живой Журнал. Публикации 2012 - Владимир Сергеевич Березин

Извините, если кого обидел.

01 декабря 2012

История про то, что два раза не вставать (2012-12-01)

Добрый guest_informant, я тебе расскажу, где моя книжка продаётся. Вот что на сайте написано: второй этаж, ЦДХ. Паулсен 5 зал, 5 hall. Я там должен плясать по-прежнему в балаклаве 2 декабря с 17.00 до 18.00 (в это воскресенье), в пространстве "Литературного кафе" (ЦДХ, 2 эж, фойе).

И, чтобы два раза не вставать, расскажу историю о коучинге.

У меня есть, конечно, счёты к психотерапевтам, но вот к командам по персональному и корпоративному коучингу у меня…

Нет не расскажу, потому что за это время впал в меланхолию.

Извините, если кого обидел.

01 декабря 2012

История про то, что два раза не вставать (2012-12-03)

В рамках празднования совместного дня рождения буровых дел мастер Рудаков подарил мне предмет посуды.

Удивительна изобретательность американского народа.

Оно удивительно напомнило мне знаменитую сцену бытового колдовства:

"…И я попробовал. Лучше бы я не пробовал.

Воображение мое почему-то разыгралось, в мозгу вспыхивали и гасли самые неожиданные ассоциации, и, по мере того как я пробовал, приемная наполнялась странными предметами. Многие из них вышли, по-видимому, из подсознания, из дремучих джунглей наследственной памяти, из давно подавленных высшим образованием первобытных страхов. Они имели конечности и непрерывно двигались, они издавали отвратительные звуки, они были неприличны, они были агрессивны и все время дрались. Я затравленно озирался. Все это живо напоминало мне старинные гравюры, изображающие сцены искушения святого Антония. Особенно неприятным было овальное блюдо на паучьих лапах, покрытое по краям жесткой редкой шерстью. Не знаю, что ему от меня было нужно, но оно отходило в дальний угол комнаты, разгонялось и со всего маху поддавало мне под коленки, пока я не прижал его креслом к стене".

И, чтобы два раза не вставать, скажу, что сходил вчера на выставку Non/fiction. Встретил в коридоре художницу Герчук и имел с ней продолжительную беседу. Посреди людского потока с жаром обсуждали, еврей ли я. Картина потрясающая, особенно для тех, кто видел нас вживе. Там же подписывал книги странному китайцу по имени Ван.

Этот Ван попросил ему подписать два экземпляра одной и той же книги, причём обе — ему, с его именем. Потом, правда, он спросил, не посоветую ли я ему где прикупить опт мамонтовой кости в Якутске.

Извините, если кого обидел.

03 декабря 2012

История про то, что два раза не вставать (2012-12-04)

С утра размышлял о культе книги.

Это вообще чрезвычайно интересная история. Не только потому, что в ней будут книги и колонны. Она интересна именно сейчас, когда саме упёртые люди перестали заламывать руки, причитая: "Нет, нет, невозможно отказаться от шелеста страниц, от запаха свежеотпечатанной книги".

Это всё удивительные эксперименты над человеческим духом — все они проверяются финансовыми потоками: ведь как попросишь проголосовать рублём, так самые отчаянные протестанты разбегаются.

Возникновение и гибель книги были сакральным актом.

Жгли, стало быть книги по приговору суда или прочих инстанций.

Жгли долго, вот Гиляровский рассказывал, как в ресторане встретил газетчика. Тот ему и говорит, что в Сущёвской части жгут его книгу. Место это приметное, там, кстати, нынче музей МВД (посещение по предварительной договорённости), в двух шагах от моего дома, место литературное — неподалёку родился Давид Самойлов, жили Шкловский и Харджиев, одна знаменитая писательница гречку неблагодарным едокам носила.

Ну, и Гиляровский туда добрался: "…С заднего двора поднимался дым. Там, около садика, толпа пожарных и мальчишек. Снег кругом был покрыт сажей и клочками бумаги. В печи догорала последняя куча бумаги: ее шевелил кочергой пожарный. Пахло гарью и керосином, которым пропитался снег около печи… Начальственных лиц — никого: уже все разъехались. Обращаюсь к пожарным, спрашиваю по знакомству, что жгут. — Книгу какую-то запрещенную… Да и не книгу, а листы из типографии… Вот остатки догорают… И что за книга — никто не знает. Один листок только попал, на цигарки взяли, да и то не годится: бумага толста".

Довольно долго, как только говорили о фашизме, так сразу говорили о сожжении книг.

Огни в ночи, закадровый голос Ромма, печаль и ужас. Действительно, немецкий студенты довольно много всего пожгли 10 мая 1933 года, но сразу не управились и дожгли потом.

Но жгли всегда — известный Цинь Шихуан нажёг много, в "Кормчей книге" было записано "Если кто будет еретическое писание у себя держать, и волхованию его веровать, со всеми еретиками да будет проклят, а книги те на голове его сжечь".

Дело-то житейское.

Пи этом любят цитировать фразу "Когда жгут книги, значит, скоро и людей будут жечь".

Причём любители сакральных признаков и предсказаний то приписывают её Гёте, то вовсе невероятным авторам — кликните в Яндексе, убедитесь.

Даже упоминающе автора верно, оговариваются "из разных источников". Молодцы те, кто пишут: "как говорил классик" — я тоже всегда так делаю в непонятных случаях.

У Гейне есть такое произведение "Альманзор". Там дело происходит в Испании: храм воздвигли в честь Аллаха мавританские халифы; но поток времен туманный изменил на свете много. На высоком минарете, где звучал призыв к молитве, раздаётся христианский глупый колокол, не голос. Ну, этот самый Альманзор спознался под сенью храма с донной Кларой, (он предварительно ещё с колоннами разговаривал), и все эти колонны на них ёбнулсь, и пучина поглотила их.

Но, это баллада, а вот как раз одноимённая трагедия "Альманзор" — скучноватая, полсотни страниц в стандартном формате, и я не удивлён, что у любителей цитаты такая каша в головах. Не читать же, в самом деле, книгу.

Так вот, в этой трагедии Альманзор говорит, что Хименес мрачный посередине площади в Гренаде — я не могу, язык немеет, — бросил Коран священный на язык костра. А слуга Гассан тут и говорит:

…Там, где книги жгут,

Там и людей потом в огонь бросают.

Гейне Г. Собр. соч. в 10 т. (жёлто-коричневое) — М., 1959, т. 1, с. 211. (Перевод В. Зоргенфрея)

Однако, костры на площадях — вещь красивая, но нерациональная.

В предисловии к первому после долгого перерыва изданию Бабеля Эренбург пишет: "В конце 1937 года я приехал из Испании, прямо из-под Теруэля, в Москву. "Мудрого ребе" я нашёл печальным, но его