Римские древности - Дионисий Галикарнасский

в пустынной местности и без свидетелей, все же благодаря самой судьбе и той справедливости, что надзирает над всеми деяниями смертных, они были изобличены неоспоримыми доказательствами. 2. Поскольку воины в лагере считали его достойным погребения на общественный счет и особой почести по сравнению с остальными людьми, — по многим разным причинам, но больше всего потому, что он, будучи пожилым человеком и освобожденный в силу возраста от военных баталий, добровольно подверг себя опасности ради общественного блага, то они проголосовали выделенным из трех легионов[1156] воинам выступить на поиски его тела, чтобы привезти его в лагерь в полной сохранности и с почетом. Командующие согласились из опасения вызвать к себе какое-нибудь подозрение в злоумышлении по поводу этого дела, если будут препятствовать благородному и подобающему деянию, после чего воины, взяв оружие, вышли из лагеря. 3. Прибыв на место, они не увидели ни лесных чащ, ни ущелий, ни другого участка, где обычно устраивают засады, но только голый и открытый со всех сторон утес с узкой дорогой. Поэтому ими тотчас овладело подозрение по поводу того, что случилось. Затем, подойдя к трупам и увидев самого Сикция и всех остальных, разбросанных вокруг, но не ограбленных, они были удивлены, тем, что враги, одолев противника, ни оружия не забрали, ни одежду не сняли. 4. Обыскав все вокруг и не обнаружив никаких следов лошадей или людей кроме тех, что были на дороге, они сочли невозможным делом, чтобы враги появились незаметно для их товарищей, словно у них были крылья или они упали с неба. Но сверх всего этого и остального наибольшим доказательством для них того, что Сикций был убит не врагами, но друзьями, явилось отсутствие трупов неприятелей. 5. Ведь они не могли допустить, чтобы Сикций погиб без борьбы — человек, неодолимый телом и духом, и даже его щитоносец или остальные, павшие вместе с ним, в особенности, поскольку схватка перешла врукопашную. Это они заключили по виду ранений. Ибо сам Сикций имел множество ран частично от камней, частично от дротиков, а частично от мечей, как и его щитоносец, в то время как все остальные имели раны от мечей, и ни один от метательного оружия. 6. От этого всех охватило негодование, раздались стенания и бурные рыдания. Оплакав несчастье, воины подняли тело и принесли его в лагерь, громогласно обвиняя полководцев, и больше всего они желали казнить убийц по военному закону, если же нет, то назначить им немедленно гражданский суд: и много было желавших выступить их обвинителями. 7. Когда же полководцы совершенно не стали прислушиваться к ним, но даже спрятали убийц и отложили судебное разбирательство, заявив, что те в Риме дадут отчет всем желающим обвинить их, то воины, поняв, что козни исходили от командующих, погребли Сикция, организовав великолепное шествие и соорудив огромный погребальный костер, куда каждый приносил жертвы в соответствии со своими возможностями от всего того, что по закону приносят в качестве последней почести для доблестных людей. К децемвирату же все прониклись отчуждением и имели намерение взбунтоваться. Итак, войско у Крустумерия и Фиден из-за гибели легата Сикция было враждебно тем, кто стоял во главе государственных дел.

XXVIII. Другое войско, находившееся у Альгида на земле эквов[1157], как и весь плебс в городе, прониклись ненавистью к децемвирам по следующим причинам. Один из плебеев, Луций Вергиний, никому не уступавший в военных делах, командовал центурией в одном из пяти легионов, направленных для боевых действий против эквов. 2. Ему посчастливилось иметь дочь, прекраснейшую из девушек Рима, носившую его родовое имя, которая была помолвлена с Луцием, одним из бывших плебейских трибунов, сыном того Ицилия, кто первым учредил трибунскую должность и первым получил ее. 3. Эту-то деву, бывшую уже на выданье, увидал Аппий Клавдий, предводитель децемвирата, когда она занималась чтением в школе[1158] (ведь тогда школы для детей находились рядом с Форумом), и тотчас же был пленен красотой девочки. И еще более он потерял голову, будучи вынужден часто проходить мимо школы, уже одолеваемый страстью. 4. Но в жены он не мог ее взять, видя, что она помолвлена с другим, да и сам имея законную жену, а кроме того, даже не желая брать жену из плебейского рода как из презрения к этому сословию, так и поскольку это было против закона, который он сам же и записал в Двенадцати таблицах. Поэтому он вначале попытался прельстить девушку деньгами и постоянно подсылал неких женщин к ее кормилицам (ведь у нее не было матери), давая им крупные суммы и обещая еще больше даденного. Он наказал тем, кто соблазнял кормилиц, не называть имя влюбленного в девушку, но только то, что он из тех, в чьей власти оказать благодеяния и причинить вред тем, кому он захочет. 5. Когда они претерпели в этом неудачу и он заметил, что охрану девушки сочли необходимым сделать даже надежней, чем раньше, то, сжигаемый похотью, он задумал пойти более бесстыдным путем. 5. Итак, он послал за одним из своих клиентов, Марком Клавдием, человеком дерзким и готовым ко всякой услуге, и поведал ему о своей страсти. Разъяснив, каких слов и дел он от него хочет, Аппий отправил его в сопровождении множества отпетых негодяев. 6. Клавдий, явившись в школу, схватил девушку[1159] и попытался увести ее на глазах у всех через Форум. Но поскольку поднялся крик и сбежалась большая толпа, ему воспрепятствовали увести девушку, куда он хотел, и он обратился к магистрату. А в то время на трибунале[1160] восседал один Аппий, выслушивая просителей и вынося решения. Когда тот попытался говорить, крик и негодование раздались в обступившей толпе: все требовали подождать, пока не явятся родственники девицы. Аппий повелел, чтобы так и сделали. 7. Через небольшой промежуток времени прибежал Публий Нумиторий, дядя девы со стороны матери, муж выдающийся среди плебеев, в сопровождении множества друзей и родственников, а несколько позже Луций, который был обручен отцом с девушкой, окруженный сильной ватагой плебейской молодежи. Как только он приблизился к трибуналу, еще тяжело дыша, то прерывающимся голосом потребовал сказать, кто тот, осмелившийся прикоснуться к девушке-гражданке, и чего он хочет.

XXIX. Когда воцарилось молчание, Марк Клавдий, который наложил руку на девушку, завел следующую речь: «Я не совершил ничего необдуманного или насильственного по отношению к девице, Аппий Клавдий, но, являясь ее господином, я увожу ее согласно законам. Узнайте же, по какой причине она является моей. 2. Есть у меня рабыня, которая