Дневник, 1917-1921 - Владимир Галактионович Короленко

производят курьезное впечатление, а их «оселедцы» с хор казались какими-то летучими мышами, севшими на головы. Несколько земских служащих, особенно девиц, забравшихся на хоры, не могли удержать улыбку, и за это были удалены с хор. Газета напечатала, что банкет происходил при закрытых дверях, и это правдивое хроникальное сообщение страшно разъярило «комендатуру»…

16 апреля

Сегодня в «Нашей мысли» (№ 19) напечатан приказ нем‹ецкого› главнокомандующего на Укр‹аине› Эйхгорна42, в котором он говорит о жалобах украинцев на то, что «отдельные солдаты и небольшие войсковые части забирают имущество местных поселян». Эйхгорн приказывает, чтобы эти «проступки, которые больше всего вредят чести немецкой армии, были приостановлены»…

26 апреля

Сегодня молоденький офицер-украинец в сопровождении немецких пехотинцев явился ко мне с предписанием коменданта (украинского с.-р.!!) Самойленка произвести обыск для отобрания оружия. Офицер конфузился и на мое заявление, что оружия у меня нет, решил уйти.

— Раз вы даете честное слово…

— Позвольте… я предлагаю вам произвести обыск…

— Нет, нет…

И они пошли дальше, заходя в дома по какому-то списку. Очевидно, комендант Самойленко счел меня опасным… Третьего дня Прасковья Сем‹еновна› ходила к нему по поручению партии с.-р. объясняться по поводу обыска и ареста у одного из членов партии. Он прежде всего отказался объясняться по-русски, заявив, что он русского языка не понимает…

Образец «творчества» на местах: в «Киевской мысли» (от 3-16 апреля 1918 года за № 52) напечатано официальное сообщение фастовской продовольственной управы (от 12 апр‹еля› 1918 года за № 192) губернской продов‹ольственной› управе (в Киеве).

«5 апр. в мест‹ечке› Фастове состоялось собрание представителей продовольственных управ, созванное особоуполномоченным Осиповским, где он развил такую мысль, что „крестьяне — деревенские буржуи“ — должны кушать мало (!) и передавать хлеб ему, как власти, что он никого не боится, что за ним 580 пулеметов и 2 дивизии немцев, что никто не смеет пикнуть, а все должны только его слушать. Дать он ничего не может, а брать должен. Кто везет в город хлеб, тот мерзавец, подлец и предатель. Украина — „молодой ребенок“, и если „крестьяне-буржуи“ не отдадут хлеба, то им не видеть этой Украины… Верным способом борьбы с дороговизной он считает завязывание бабам юбки чубом и мазание смолой неудобопроизносимых мест и т. д.43. Так как г. Осиповскому вверена самая серьезная и ответственная работа в уезде, то по долгу совести управа считает необходимым обратить на это внимание губернской управы».

Следуют подписи.

Кажется, за все время царской власти не было курьеза нелепее этого. Поневоле приходит на память вопрос пророка: «Кто есть отпустивый осла дивия свободна, кто узы его разреши?»

3 мая

В Киеве переворот: 28 апреля в Киеве собрался съезд «хлеборобов-собственников», т. е. мелких землевладельцев (в союзе, конечно, с помещиками), отслужили молебен и провозгласили «гетманом» генер‹ала› Скоропадского44. Параллельно и, по-видимому, в связи с этим немецкий отряд явился в заседание Центральной рады и разогнал ее, арестовав некоторых членов и грубо произведя обыски у многих (в том числе и у предс‹едателя› Грушевского). Провозглашено новое правительство. Скоропадский в «вiдозвах» объявляет, что взял на себя спасение «piдноО Укра§ни», и назначает министров. Многие отказываются, как некоторые из Полтавы: Ю. Ю. Соколовский45, которому предложен пост мин‹истра› продовольствия, и, кажется, Лизогуб46 (земледелия). Видное участие в перевороте принимает, по-видимому, Гриневич — крупный помещик и откровенный черносотенец. Неизвестно еще, вступит ли Ник‹олай› Прок‹офьевич› Василенко…47 «Законы», принятые Радой относительно земли, отменены — сельские комитеты упразднены, земельная собственность объявлена неприкосновенной, хотя крупная якобы выкупается для наделения неимущих.

Вчера говорили, что будто Скоропадский уже убит «сечевиками»48, которые стоят за Раду… Возможно, но мне все-таки чувствуется, что если это так, то это случайность. Дурацкая «социализация земли» должна привести к реакции. Вопрос лишь в том, где эта реакция остановится. Декоративная «гетманщина» может подкупить интеллигенцию, а хлеборобы-собственники — в крестьянстве имеют значение: это казаки и зажиточные крестьяне, которых затеснили, собрания их разгоняли (как в Миргороде) и участников убивали (как председателя Коваленка в Константинограде). Теперь они внесут свою ненависть к «революции» и свои справедливые и несправедливые к ней претензии.

Соколовский, по-видимому, сначала согласился принять министерство продов‹ольствия› и для этого отказался принять должность полтавского гор‹одского› головы. Но потом отказался. Соколовский — умный, очень деловитый и порядочный человек. Лизогуб — октябрист, готовый на очень большие и лукавые компромиссы. Василенко — безусловно дельный и порядочный, был министром просвещения. Ушел, не соглашаясь с украинским воинствующим национализмом и шовинизмом. Едва ли и теперь пойдет[11]. Состав, вероятно, определится Гриневичем, т. е. — слепая реакция!

Самое плохое в этом — поддержка переворота немцами, без которых он, очевидно, совершиться не мог, а значит — может ли и устоять? Немцы в глазах большинства народа остаются врагами… Нашу внутреннюю болезнь — большевизм всякого рода, в том числе и земельный, — нам надо и пережить внутренне. Иначе — он только будет вогнан внутрь плохими средствами.

Как обыкновенно во все тревожные периоды, губ‹ернский› комиссар Левицкий из Полтавы «по неожиданной надобности» — уехал.

Председателем Совета министров называют Устимовича, — полтавец, кажется, Хорольского уезда, говорят, не умный человек, с запорожскими усами и «люлькой»; далее — Капнист, человек будто бы неглупый, но приспособляющийся…

Только на днях в своей последней речи Ленин с грустью заметил:

— Наша власть не железо. Наша власть кисель, а на киселе социализма не построишь[12].

20 мая

Третьего дня я отдал в «Вольную мысль» статью «Что это?»49, в которой говорил о требовании местного начальства (Иваненко, «губерниальный староста» нового гетманского правительства и его помощника Ноги), чтобы газета представлялась им на предварительную цензуру в сверстанном виде к 8 час. вечера! Нога — человек наглый и грубый, Иваненко (Сергей Сергеевич) бесхарактерный и слабый. В результате предварительная цензура превращается в карикатуру прежних порядков, и вдобавок Нога сначала «не принимает» для объяснений, потом кричит на представителей редакции: «Убирайтесь вон!» Я называю это реставрацией прежних губернаторских порядков… Статья, конечно, пошла на цензуру к тому же Иваненку, какому-то Козлову и Ноге. Произвела впечатление бомбы. В конце концов — половину пропустили, половину выбросили… После пробела осталась фраза: «Этим сказано многое» — т. е….именно цензурными пробелами?

Все это неумело, нагло и глупо. Хорошие люди из кадет ждут чего-то от гетманщины… Но силою вещей за переворотом ринулись щедринские ташкентцы, недоросли из дворян и какие-то Ноги (говорят — был чиновник у Кривошеина50) и поворачивают все по-своему… между прочим, — против «Вольной мысли», как газеты социалистич‹еского› направления, открыт форменный поход, и завтра моя Софья