Генералы и полковники РККА в плену в годы Великой Отечественной войны - Олег Игоревич Нуждин

45 тяжелых миномета, 4 зенитки, 15 танков, 100 тракторов, 5 самолетов, сотни транспортных средств, аппаратуры и боеприпасов разного рода. Командир 61-й стрелковой дивизии попал в плен тяжелораненым и был отправлен в лазарет в Рогачев. Его машина попала неповрежденной в руки войск. Подсчет трофеев еще не завершен» [34, Fr. 719].

Из других сообщений и сводок 52-й пехотной дивизии следует, что 18 августа солдаты 1-го батальона 181-го полка проводили зачистки района между д. Руденка и ст. Солтановка. В незначительных стычках и перестрелках они взяли в плен ок. 2 тыс. чел., и захватили знамя 437-го стрелкового полка. В донесении сказано о пленении начальника оперативного отдела 63-го корпуса, но о командире 61-й дивизии не говорится ничего [103, Fr. 573]. Возможно, его захватили на другом участке боевых действий, информация о чем не сохранилось.

Как часто бывает в истории с советскими военнопленными в годы Великой Отечественной войны, немецкие официальные данные о них плохо согласуются с поздними советскими воспоминаниями. В данном случае – с мемуарными текстами Е. Е. Лундберг-Матвеевой, Н. А. Черкашиной-Фокановой и П. В. Васильевой, хранящимися в архиве Жлобинского государственного историко-краеведческого музея.

Летом 1941 года они служили в медико-санитарном батальоне 61-й дивизии, размещавшемся 16 августа неподалеку от г. Буда-Кошелево. Днем от командира части Е. Е. Лундберг получила приказ принять на себя медицинское сопровождение раненого при авианалете командира соединения генерала Н. А. Прищепу. Комдив находился в тяжелом состоянии, часто терял собрание, мучился болями в спине (одна из пуль попала в позвоночник), и ему время от времени вводили обезболивающее.

Вечером генерала погрузили на автомашину и отправили в госпиталь под надзором Е. Е. Лундберг, П. В. Васильевой и Н. А. Черкашиной. Сначала поехали в сторону г. Буда-Кошелево, но ночью закончился бензин, и шофер сбежал. Немцы временами обстреливали дорогу и местность вокруг нее. Через некоторое время показалась легковая машина. Оставшиеся при генерале санитарки смогли ее остановить, и оказалось, что в ней ехали работники политотдела корпуса, которые хорошо знали командира 61-й дивизии. Раненого положили на пол, под ноги, почти по диагонали.

Неподалеку от ст. Буда-Кошелевская, где, как казалось, должны были быть наши части, наткнулись на шлагбаум, охранявшийся немецким часовым. Шофер легковушки, услышав окрик, поддал газу и проскочил через станцию. Сзади раздалась пулеметная очередь, но почти никакого вреда она не нанесла. За станцией остановились на ночлег. К утру генерал Н. А. Прищепа скончался, его тело завернули в плащ-палатку и опустили в неглубокую, вырытую наспех, могилу. Часы генерала взяла себе Е. Е. Лундберг. Группа вышла через несколько дней в полосе 154-й дивизии и рассказала о случившемся ее командиру генералу Я. С. Фоканову [394].

В 1951 г. останки генерала обнаружили и перезахоронили в г. Буда-Кошелево, где в 1960 г. на могиле установили памятник.

Полковник Т. Г. Смолин

Неоднократно в течение 1941 года оказывалась в окружениях 137-я дивизия. Всякий раз она несла потери погибшими, пропавшими без вести или же пленными. Из числа полковников этого соединения в немецкой неволе оказался командир 278-го легко-артиллерийского полка Т. Г. Смолин после того, как в августе его часть оказалась отрезанной противником в районе г. Сураж.

Ночью полковник собрал совещание командиров и политработников и объявил, что они находятся в глубоком окружении. Потом он императивно добавил: «полком к своим не выйти. Будем выходить группами. Приказываю: технику вывести из строя, коней распустить, каждому командиру вести свое подразделение». Бывший помощник начальника штаба полка вспоминал, что тогда встретил слова своего командира с недоумением и непониманием: техника была исправна, имелись снаряды, еще можно было вести бой. А приказ означал прекращение существования полка как боевой единицы.

В группе самого полковника Т. Г. Смолина сначала находилось около десятка человек, вскоре осталось только четверо. Во время одной из ночевок их обнаружили немцы. Полковник вспоминал: «Под утро, еще спали в лесу, сквозь сон слышу – автоматная очередь совсем близко. Поднял голову – немцы! Со мной лежал инструктор политотдела полка, вот забыл его фамилию, он успел застрелиться, я смотрю: батюшки мои, в голове дырка и мозг течет… Я застрелится не успел, автоматчики вот уже рядом» [371, с. 96–97]. Случилось все 22 августа 1941 года.

Слова полковника выглядят как неумелое оправдание. Как будто если не успел застрелиться, то ничего иного, кроме сдачи, уже не остается. А ведь можно было попытаться отстреливаться, бежать, сопротивляться, как поступил, например, полковник П. П. Опякин. Да, любой из этих вариантов мог привести к гибели, но к гибели в бою. Но, ужасная дырка в голове инструктора политотдела произвела на Т. Г. Смолина настолько сильное впечатление, он ничего не успел или не смог сделать, а сдался и остался жить.

6. Могилев – наш второй Мадрид

Генерал М. Т. Романов, комбриг Н. Г. Лазутин, полковники С. Ф. Кутепов, С. И. Капустин, полковой комиссар Л. К. Черниченко

Могилев, обойденный с флангов наступающими немецкими группировками, удерживался до конца июля 1941 года. В результате боев 20–23 июля противник сумел расчленить надвое оборонявшиеся здесь части 61-го стрелкового и 20-го механизированного корпусов. Занимавшая позиции у самого Могилева 172-я дивизия оказалась отрезанной от основных сил корпуса и заперта в городе. Командование 61-го стрелкового и 20-го механизированного корпусов никаких попыток по деблокированию отрезанной в Могилеве дивизии так и не предприняло. Стало очевидно, что в такой ситуации город удерживать не имеет смысла, и единственным выходом из положения представлялся только прорыв на восток. Дальнейшее промедление могло привести к катастрофе и полному уничтожению оборонявшейся группировки.

Утром 26 июля командир 61-го корпуса генерал Ф. А. Бакунин собрал совещание командиров 20-го мехкорпуса, 110-й стрелковой, 210-й моторизованной и 26-й танковой дивизий. Было решено прорываться в общем направлении на Мстиславль – Рославль. Более детальную проработку плана поручили осуществить штабам соответствующих соединений под общим руководством начальника штаба 61-го корпуса подполковника А. Н. Корякова. Начало прорыва назначили на 27 июля. В авангарде должны были следовать части 20-го мехкорпуса, в арьергарде – 110-й дивизии [347, с. 159].

Вечером 25 июля в Могилеве из Москвы наконец-то получили разрешение на выход из окружения. Спешно в помещении школы № 11 было собрано совещание старшего комначсостава, но на него не смогли прибыть полковник Я. С. Слепокуров и командир сводного полка майор В. А. Катюшин. Полковник С. Ф. Кутепов предлагал прорываться на восток через Днепр, но против этого выступили артиллеристы, понимая, что в этом случае придется бросить всю материальную часть. Военком дивизии полковой комиссар Л. К. Черниченко предложил