Максим Литвинов. От подпольщика до наркома - Вадим Викторович Эрлихман

Не застав главу семейства дома, журналистка обратила все внимание на его жену: «Госпожа Литвинова – высокая и стройная молодая женщина с подвижными чертами лица, темными глазами и с волосами, подстриженными по моде, которую Челси позаимствовал несколько лет назад у России.

– Нам не хочется, чтобы о нас писали в газетах, – сказала она жалобно. – И я абсолютно не желаю обсуждать с вами политические вопросы или наши планы, вместо этого я напою вас чаем и покажу вам моего сына. <…> Я не могу даже побольше рассказать вам о муже, потому что ему бы это не понравилось. Он просто хочет заниматься своей работой и чтобы ему никто в этом не мешал, но теперь он лишен этого удобства. Эта маленькая комнатка всегда была для него прибежищем, где он мог укрыться, но сейчас это уже не так, ибо, хотя у него и есть служебное помещение в Сити, люди все же упорно приезжают сюда, и даже все мои усилия наилучшим образом выполнять роль полицейского, стоящего на страже его покоя, не всегда оказываются эффективными. Я не являюсь в действительности его секретарем, хоть и помогаю ему в его переписке. Он великолепно говорит и пишет по-английски, но у него столько дел, что он не может справиться со всей этой писаниной.

До замужества я не очень-то интересовалась политикой. Симпатии мои склонялись в сторону социализма, но боюсь, что у меня не было никаких сколько-нибудь четко определенных взглядов. Однако русские мужья более широко посвящают своих жен в свою жизнь и свои убеждения, чем английские мужья, и поэтому я много узнала и интересуюсь всем, что делает мой муж. <…>

Тут Миша, восседающий на своем высоком стуле, пролепетал что-то невнятное, и г-жа Литвинова дала ему корочку хлеба и сказала несколько ласковых слов по-русски.

– Я еще плохо знаю русский язык, – ответила она на мой вопрос. – Я начала изучать его с помощью мужа, но теперь нам пришлось бросить наши занятия. Само собой разумеется, мы хотим и собираемся поехать в Россию, и мне хотелось бы хотя бы примитивно овладеть русским языком.

В этот момент снова послышался звонок, и г-же Литвиновой пришлось выразить свое сочувствие двум русским женщинам, которые проделали неблизкий путь от Хаммерсмита сюда, чтобы повидать народного представителя. Она была очень любезна и всячески старалась им помочь, сообщив им его адрес и номер телефона в Сити, после чего, утешенные, но сопровождая свой уход целым потоком слов, они вышли на залитую слякотью улицу.

Последнее, что я увидела, оглянувшись назад, была гражданка Литвинова, стоящая на пороге своего дома с ребенком на руках. Она выглядела очень юной, но счастливой и оживленной. Ее рабочий день не закончился еще и наполовину, поскольку ей предстояло уложить своего непоседливого сынишку спать, затем приготовить ужин для себя и народного посла, обсудить вместе с ним материал, опубликованный в разделе информации шести газет, которые они прочитывали ежедневно, и, наконец, помочь ему справиться с его корреспонденцией»[180].

К тому времени сложилась ситуация, когда в Великобритании было целых два дипломатических представителя России – Набоков от старой власти и Литвинов от новой, – а в России ни одного английского. Посол Его Величества в Санкт-Петербурге Джордж Бьюкенен в самом конце 1917 года отбыл на родину «для консультаций» и уже не вернулся. Тем временем между странами, которые еще оставались формально союзниками по Антанте, копились нерешенные вопросы. Для их решения англичане время от времени обращались к Литвинову, хотя и понимали, что он лишен прочной связи со своим правительством. Он вспоминал: «Сношения со мной Форейн Оффис в дальнейшем поддерживал через молодого чиновника Липера. Этот Липер был знаком со мной раньше – еще до революции я давал ему уроки русского языка. Теперь Форейн Оффис решил использовать мое старое знакомство с Липером для дипломатических целей. Первоначально мои деловые встречи с Липером были не лишены некоторого «романтизма», мы виделись с ним то в кафе или ресторане, то в каком-либо из лондонских парков»[181].

Однако английскому МИД хотелось заиметь и своего (пусть неформального) представителя в России, в чем тоже должен был помочь Литвинов. 13 января 1918 года Липер назначил ему очередную встречу в фешенебельном кафе «Лайонс корнер» на Стрэнде. С собой он привел старого знакомого обоих Федора Ротштейна и высокого голубоглазого джентльмена с оттопыренными ушами. Это был дипломат Брюс Локкарт, работавший в годы войны вице-консулом в Москве и хорошо говоривший по-русски[182]. Теперь ему поручили представлять британские интересы в России, а Литвинова попросили написать для него рекомендательное письмо к Троцкому. Тут же, на краю стола, он вывел на листке бумаги: «Дорогой товарищ! Податель сего м-р Локкарт едет в Россию с официальным поручением, точный смысл которого мне неизвестен. Я знаю его лично как вполне честного человека, разбирающегося в нашем положении и относящегося к нам с симпатией. Я считаю его пребывание в России полезным с точки зрения наших интересов»[183]. А потом заказал нашедшийся в меню пудинг «Дипломат», но чопорный официант доложил, что это блюдо закончилось. «Даже у «Лайонса» не признают моих полномочий!» – воскликнул Литвинов со своим фирменным сарказмом, и собеседники расстались.

Литвинов в 1918 г. (Из открытых источников)

Брюс Локкарт. (Из открытых источников)

Еще не зная, сколько хлопот принесет назначение Локкарта Советской республике, Литвинов взялся за издание дописанной им книги «Большевистская революция, ее подъем и значение». Это была сжатая история русских революций с 1905 года, соединенная с изложением ленинских идей. Книга вышла в мае, первый тираж разошелся за два месяца, и понадобилась допечатка, а в следующем году ее издали и в США. Тогда к действиям Советской власти внимательно присматривались на Западе, о ее поддержке говорили и лидеры британских профсоюзов (тред-юнионов), и такие влиятельные лейбористы, как Рамсей Макдональд и Артур Хендерсон, отнюдь не пылавшие позже любовью к СССР. Хотя большевики уже тогда разорвали связь с социал-демократией, к которой принадлежали все эти деятели, в знак чего в марте 1918 года на VII съезде их партия была переименована в коммунистическую.

Перед этим в России случились еще более важные события. Переговоры о мире с Германией в Брест-Литовске зашли в тупик, и в феврале немецкие войска, преодолев слабое сопротивление отрядов Красной гвардии, захватили огромные территории и подошли к Петрограду. Большевики срочно запросили новые переговоры, на которых немцы выставили чрезвычайно тяжелые условия – отдать