Сталин. Том 2. В предчувствии Гитлера, 1929–1941 - Стивен Коткин

из строя; несколько человек было ранено. Мехлис добрался до советской погранзаставы лишь спустя тринадцать часов — судя по всему, проведя ночь в лесу. Той же ночью 11–12 декабря, после того как Молотов и Ворошилов покинули «Уголок» почти в час ночи, в 2.30 деспот вызвал к себе Берию. Нарастающая катастрофа, наконец, нашла отражение и в суровых донесениях НКВД о Красной армии. 15 декабря Сталин приказал Берии развернуть в тылу советских войск семь новых полков НКВД, чтобы пресекать попытки отступления[4346]. Однако переломить ситуацию на полях сражений было не так-то просто. Деспот едва ли не каждую ночь принимал у себя в «Уголке» военных. 15 декабря они пробыли там с 11 вечера до 1.25 ночи; Ворошилов и Молотов задержались до 5 утра. И генералы, и подручные снова явились туда на следующий вечер. С вечера 18 декабря до раннего утра 20 декабря Молотов и Ворошилов в целом пробыли в «Уголке» девять часов (с перерывами), а затем вернулись туда вечером 20-го и пробыли у Сталина до 3.45 ночи. Когда они уходили, было уже 21 декабря — официальный день рождения Сталина, которому исполнилось 60 лет[4347].

Победу над Финляндией предполагалось отпраздновать в рамках юбилея, и Жданов заказал Шостаковичу музыку, чтобы исполнять ее на улицах Хельсинки. Эта «Сюита на финские темы» так и не была исполнена, но в Екатерининском зале Большого Кремлевского дворца все же состоялись юбилейные торжества. На прием были приглашены ровно 60 гостей по числу 60 лет, прожитых Сталиным (согласно некоторым источникам, гостей было 70 или 80); Сталин лично пожимал каждому руку. После неизбежных тостов за деспота он ответил на них тостами за советских летчиков, артиллеристов, танкистов, моряков, рабочих, крестьян. Все были в восторге. Молотов, заявив, что «более великого вождя, чем Ленин, я не знаю», в своем тосте отметил, что «тов. Сталин в некоторой части имеет преимущество перед Лениным. Ленин долгие годы был оторван от своего народа, от своей страны и жил в эмиграции, а тов. Сталин все время живет и жил в народе, в нашей стране». Затем деспот вместе со своей свитой направился в соседний Георгиевский зал, где было устроено представление. Молотов без устали танцевал, демонстрируя результаты уроков танго, которые он брал вместе с Ворошиловым, и пел — не фальшивя[4348].

29-летний Аркадий Райкин, родившийся в Латвии, еще входившей в состав царской России, и обучавшийся в еврейском хедере, был мастером пародий и подражаний, особенно бездушным советским бюрократам. В тот вечер он должен был впервые выступать в Кремле, но затем ему сказали, что его выступление отменено, и он весь вечер развлекал публику более низкого сорта в Доме актера. Вернувшись в свой номер в гостинице «Москва», он неожиданно узнал, что его разыскивали по всему городу — чтобы он выступил перед Сталиным, — но сейчас уже слишком поздно. Райкин лег спать. Около 5 утра его разбудил телефонный звонок: ему пришлось немедленно спускаться вниз, его забрала присланная за ним машина и отвезла в Кремль, от которого было рукой подать до гостиницы, и там Райкина отвели в Георгиевский зал. Представление, организованное Комитетом по делам искусств, давно закончилось, но Сталин и его свита не ушли, и для них был наспех устроен второй «концерт». (Выйдя из гостиницы, Райкин увидел, что в той же машине, которая дожидалась его, сидит Наталья Шпиллер, сопрано из Большого театра.) Столы в Большом Кремлевском дворце по-прежнему ломились от угощения и напитков; Сталин спросил Райкина, для чего тому нужна маленькая сумка-«авоська», которую тот принес с собой, и Райкин ответил, что взял ее на всякий случай, в надежде, что вдруг удастся достать каких-нибудь продуктов, точно так же, как на это надеялись советские граждане, все время носившие с собой такие же «авоськи».

Пиршество продолжалось до 8 утра этой «незабываемой ночи», как ее описывал глава Коминтерна Димитров[4349]. Лукавый Райкин вспоминал, что, когда праздник наконец завершился, Хрущев провожал Сталина к выходу, обнимая деспота за талию[4350]. Александр Пирогов (г. р. 1899), великий бас — и самый молодой из всех, кто когда-либо получил звание народного артиста СССР, — тоже был вызван выступать на праздничном вечере в Большом Кремлевском дворце, когда юбилейные торжества уже шли вовсю. Он только что пел со сцены Большого театра в «Иване Сусанине» Глинки, был утомлен и отклонил «приглашение». Его друзья и родственники, придя в ужас, ожидали его ареста. Пирогов же был невозмутим. «Репрессировать меня труднее, чем наркома, — якобы заявил он. — Нарком — фигура политическая, и в правительстве мало тех, кого нельзя было бы заменить. Со знаменитым артистом это сложнее»[4351].

Сергей Прокофьев сочинил в честь Сталина специальную кантату «Здравица», использовав в ней народные мотивы; ее исполнил Николай Голованов, дирижер Большого симфонического оркестра СССР, игравшего классическую музыку на советском радио[4352]. Серию специальных концертов дал хор Красной армии; усиленное внимание вновь уделялось теме «Сталин — руководитель и строитель Красной армии». Лицо Сталина вышивали на туркменских и узбекских коврах, вырезали на кости резчики из жителей Крайнего Севера, рисовали на палехских лакированных шкатулках. Государственная Третьяковская галерея устроила выставку «Сталин и люди советской страны в изобразительном искусстве», на которой было представлено множество картин маслом, бюстов, гравюр и книжных иллюстраций. «Воля миллионов уже давно поставила перед искусством тему „Сталин“, как центральную тему», — гласил каталог выставки[4353]. В число работ, получивших наибольшую известность, входила картина Александра Герасимова «Сталин и Ворошилов в Кремле», изображавшая обоих вождей, одетых в армейские шинели и фуражки, в полный рост на фоне облачного неба и кремлевских стен и башен[4354]. Большинству художников приходилось рисовать Сталина по ретушированным фотоснимкам, но Герасимову деспот позировал[4355]. Более живой по композиции была картина Василия Ефанова «Незабываемая встреча» (1937); на ней улыбающийся Сталин держал в обеих руках ладонь девушки на приеме для активисток тяжелой индустрии; здесь же, в заваленной цветами кремлевской комнате со стенными деревянными панелями, присутствовали аплодирующие Орджоникидзе, Молотов, Хрущев, Каганович, Ворошилов, Буденный, Калинин и недавно скончавшаяся Крупская[4356].

Тогда же Сталин получил свой первый орден Ленина — через десять лет после его учреждения. В то время как барды из всех союзных республик наперебой сочиняли панегирики вождю, были учреждены «Сталинские премии» для самых выдающихся ученых, конструкторов-оружейников и художников: премия первой степени составляла ошеломляющую сумму в 100 тысяч рублей — притом, что средняя величина годового оклада в стране едва ли достигала 10 тысяч рублей[4357].