На-гора! - Владимир Федорович Рублев

Евтухов пожал плечами, но сверток взял, вспомнив, что в тумбочке у него, в общежитии, и хлеба-то, кажется, нет.

А Крупин шумно вздыхает, вставая, но в этот момент кто-то бросает:

— Идут…

По лаве движутся неяркие голубоватые огоньки шахтерских ламп.

Подошли Говряков, Фирсов, а чуть позднее — Белалов с Савкиным.

Решили так: что делать конкретно — будет видно на месте, а сейчас — к чему время терять?

Крупин, правда, не утерпел.

— Слушай, тезка, — сказал он Говрякову. — Не мог уж ты как член партбюро позаботиться, чтобы нас туда не толкали? Идеи-то идеями, а там ведь, в четырнадцатой, ни заработку, ни славы, как говорится.

— И даже не заикнусь об этом, понял? — резко бросил Говряков, повернувшись к Крупину. — Не положено нам хлюпать носом! Ты и сам это знаешь…

— Знать-то знаю, да… знание-то в суп не положишь, — усмехнулся Крупин.

— У тебя что, детишкам есть нечего? — шагнул к нему Виктор. — А куда ты триста семьдесят рублей, что в том месяце получил, девал, а? Ребята, у кого еще в семье есть голодающие? — Он обвел веселым взглядом лица товарищей. — Есть еще такие? Не стесняйтесь…

Горняки заулыбались.

— Ладно, чего там комедию ломать, — примирительно заметил Фирсов. — Решено, что надо, значит — пойдем! Айда наверх…

И первым зашагал по лаве.

«Ишь ты, как он его, — подумал Евтухов о бригадире. — Вроде и ничего не сказал, а тот и рта не раскроет. Свои же ребята засмеют, так повернул дело. М-да…»

* * *

Разговаривая с Курковичем, Виктор все больше уяснял, что трудности ждут бригаду гораздо большие, чем он представлял. Четырнадцатая лава — одна из самых длинных в комбинате «Челябинскуголь». Цикловать такие лавы во всем бассейне почти никто не решался. Лишь две из них — пятнадцатую и шестнадцатую — цикловали несколько раньше на той же шахте, где работал Виктор. Но четырнадцатая была потруднее: менялось направление отработки, и горнякам приходилось рубить уголь в необычных условиях — «не с руки». К тому же — очень громоздкая система транспортировки угля: целых шесть транспортеров, метров по 60 каждый.

Виктор, услышав это, покачал головой:

— Ясно… О простоях заботиться не надо, они гарантированы. К чему такое нагромождение?

Куркович развел руками:

— Ищем другой выход, но начинать работать надо. Есть мнение пройти прямолинейный штрек, и, кажется, скоро этот вопрос в тресте решится положительно. Но главное не в этом. В чем? Да в том, что чем дальше по пласту, тем мокрее будет уголь. Этого вам надо опасаться. Все расчеты могут к черту полететь. Ну, поживем — увидим…

4

Хмурое, сумрачное утро. В окно с шелестом бьется моросящий дождь, капли его прилипают к стеклам, ползут вниз, сливаясь в ручейки. Рассвет наплывает неохотно, но глаз уже различает забагревшую и бледно-желтую листву деревьев, стылую, грязную зелень придорожной травы. Приглушенно потрескивает приемник, слышатся знакомые позывные Москвы. Шесть часов. По радио передают последние известия. Мельком глянул на часы и, уловив в дикторской речи фамилию Николая Мамая, прибавил звук.

— …С готовностью откликнулся знатный донбассовец на просьбу горняков шахты «Суходольская» № 1 — помочь внедрить на крутых пластах угольный комбайн. Николай Мамай возглавил одну из комплексных бригад шахты…

Виктору на мгновение показалось, что Мамай где-то здесь, рядом — так ясно пронеслись в памяти воспоминания о московской встрече. Вот Николай Яковлевич встает с кресла и подходит к нему, уральскому шахтеру.

— Это серьезно? — негромко спрашивает он, и в голосе его сквозит удивление. — На крепких пластах каждый из бригады до двенадцати тонн в смену? И только…

— И только с помощью отбойного молотка и врубовки, — подхватывает Виктор, не скрывая радостного, горделивого блеска в глазах.

— Замечательно! — оживляется Мамай. — Молодцы! У нас в Донбассе члены комбайновых бригад добиваются по 15—16 тонн выработки на каждого, но ведь это — комбайн! А у вас… Просто не верится…

— А вы приезжайте, сами увидите, — засмеялся Виктор.

…Глянув на часы, Виктор выключил приемник.

«Стыдно будет, если сорвемся в четырнадцатой, — думал он, засовывая сверток с обедом в сетку. — А какой смелый человек, этот Николай Мамай! Пошел на незнакомую шахту руководить бригадой. Это не так-то просто — руководить бригадой.

И тут мысли его перенеслись к бригадным делам.

Едва Виктор вышел из подъезда, порыв ветра хлестнул дождевой струей, под сапогами хлюпко зачавкала тусклая вода, но Виктор спешил, он не отвернул лица от дождя, с дерзкой усмешкой встречал хлесткие порывы, шагал все быстрее и быстрее.

…Дрогнула клеть, чуть приподнялась вверх, потом стремительно провалилась вниз. В желтых лучах шахтерских лампочек мелькает обшивка ствола. А клеть несется в провал — десять, двадцать, сорок, девяносто метров.

Клеть остановилась. В штреке люди быстро зашагали по мокрым шпалам. Рядом с Виктором оказались Фирсов, Мулануров и Белалов. Впереди глухо ухнул взрыв, другой. Это отпаливали в лаве валуны.

— Вам, Петр Фомич, придется, пожалуй, на вторую врубовку за старшего пойти, — заметил Виктор. — Опасаюсь, как бы задержки там не получилось, конец лавы весь в валунах.

— Ну и они, Белалов и Мулануров, пусть идут со мной, в тот конец лавы.

— Точно, — горячо откликнулся Белалов. — Возьмем забои рядом, вместо трех — четыре и…

— Так не пойдет, — перебил Виктор. — Нельзя в одном конце лавы собирать тех, кто поопытнее. Я приблизительно прикинул, кого и где поставить. Не забывайте, что подрубить надо всю лаву, всю! Понимаете?

Петр Фомич кивнул одобрительно: верно… Старый горняк сразу сообразил, как логичны и правильны рассуждения Виктора. «Молодец! Мы о себе только подумали, а он пошире на все это глянул».

— Ладно, я там постараюсь организовать ребят, — согласился Фирсов.

И вот бригада в новой лаве. Непривычно длинной была уходящая вдоль линии транспортера мерцающая на изломах угольная стена. Где-то там, впереди, приготовлена к работе вторая врубовая машина, и Фирсов пошел вверх по лаве. Говряков коротко пояснил каждому, что делать, и уже пулеметно стрельнули отбойные молотки сразу в двух местах — вырубали ниши для машин; бригада, которую сменили, не успела это сделать. Ожил включенный электрослесарем транспортер, на скребках матово блеснули куски первого угля.

— Чувствую я, дело пойдет куда с добром! — крикнул из полутьмы Фирсов. Многие ребята, услышав любимую его поговорку, весело рассмеялись. Легче, спокойнее стало на душе, постепенно забывалось неловкое ощущение, которое бывает, когда начинаешь первую смену в новой лаве. В колкий рокот отбойных молотков, лязг рештаков транспортера врывался ровный, низкий гул мотора: начала подрубку вторая врубовка у Фирсова.

Прежде чем приступить к отбойке, Виктор прошел по лаве, приглядываясь, не нуждается ли кто в помощи.

Сбросил брезентовую куртку