Ида - Александр Евгеньевич Чигаев

Ознакомительный фрагменткупечество. Если камень, то величиной с орех, если золотая цепь, то чуть тоньше якорной. Старый Лейзерсон знал свою нишу. Были, конечно, у него колечки и для простых людей, были украшения и для князей и графов, но главный покупатель для Лейзерсона был русский купец. Князь или граф торговаться не будет, купец будет торговаться до одури, но в каждом деле есть свои издержки. Со временем Лейзерсон и на купеческий торг нашел управу, да еще и с какой выгодой. Ювелир в Питере знал всех кокоток и хорошеньких актрис, нет, не подумайте чего плохого, кому подарочек, кому букетик цветов, тут растраты не было. После Нижегородской ярмарки купцы в Питер тянулись, те, что с барышами были. А что в Питере делать, к актрисам или в модный дом госпожи Жюли. Шампанское рекой. Чего там может предложить офицер-дворянчик, ах мадемуазель я вас люблю, в лучшем случае колечко в пятнадцать рублей ценой, а тут душа нараспашку. Вот девушки и повадились ездить к Лейзерсону в магазин со своими купчиками. Так зайдет запросто и пальчиком покажет на колечко, или там на браслет. Кольцу цена рублей триста, не больше, а Лейзерсон только за шесть сотен уступает. Купец торговаться, тут девушка свои пухлые губки надует и купец сдается. Купец уезжает, ведь дома жена и дети, а девушка же кушать кольцо не будет, вот она и несет его обратно в магазин. Лейзерсон ладошки свои потрет и вынимает из кассы двести рублей. Все довольны. Актрисы же денег не берут, не та профессия, а жить надо. Одно кольцо так и носит имя Лили, оно у Лейзерсона за год семь раз обернулось. Лейзерсон потом его Лили и подарил за сто рублей.

У Гойхмана была четкая программа в Питере. Неделю он ходил по театрам. Очень любил он русский репертуарный театр, мог сходить и в оперу. Вторую неделю он придавался блуду. Девушек он тщательно осматривал, что бы ни завести домой сифилис. Еще три дня, он, сидя в кресле и отдыхая, разговаривал с двоюродным братом о смысле бытия, потом подарки домочадцам, прощальный ужин, за счет Лейзерсона и домой в Одессу.

Сын Лейзерсона Соломон учился в Лейпцигском университете. Когда началась война четырнадцатого года, вернулся через Париж в Петербург, и уже в Питере окончил университет. Был он специалистом по сплаву цветных металлов и стали. Вот Соломон и ожидал доктора Гойхмана у подъезда. Пришлось Гойхману тепло поприветствовать своего племянника. Они вошли в квартиру.

— Почему же ты дорогой племянник телеграмму не дал, я бы тебя на вокзале встретил. Как папа и вообще как жизнь вокруг? Мы в Одессе ни чего не знаем, что твориться в мире. Где красные, где белые, где Петлюра и прочая сволочь.

— Дядя, какие тут телеграммы, я к вам добирался три месяца. А теперь все по порядку. Хочу тебе представить свою жену Александру Ефимовну, она дочь папиного старинного друга.

— Ах вы, дочка доктора Фимы Дорфман. Очень рад. Я вас совсем маленькой знаю. Так как же папа, почему молчишь?

— Ох, дядя. Убили вашего брата. Вы не представляете себе, что твориться в Питере. Ужас. Реки крови, офицерской, дворянской, еврейской. Поверьте, весь город в крови. Мы с Сашенькой жили отдельно. Папа решил пробираться к вам, пока в Одессе спокойно, а дальше, на пароход, и в Америку. Сначала я не хотел ехать, а потом согласился. Теперь во всем виню себя. Уехали бы раньше, ни чего бы, ни случилось. Отец собрал свой чемоданчик и так, немного белья, я за Сашенькой пошел, прихожу, отец в крови, не дышит. Вещи есть, а чемоданчика нет. Похоронили по-человечески и поехали к вам. Хорошо, что мы переоделись в рабочее платье, видите какое рваньё на нас, иначе не доехали бы. И так грабили по дороге. Нам бы помыться с Сашенькой, а то не дай Бог и вшей вам принесем. У Сашеньки есть хоть какое бельишко, а вот свое я все поменял на еду и хлеб.

— Так что, у вас совсем денег не осталось?

— Какие там деньги, несколько десяток золотых, да два обручальных кольца, вот и весь наш капитал.

Было такое впечатление, что доктор мало расстроился по поводу смерти, хоть и двоюродного, но все же брата. Основное расстройство пришло, когда он узнал, что у племянника денег нет. Пока родственники мылись в ванной, Гойхман ходил по комнате и рассуждал. Чего теперь с ними делать, не поселить же их у себя. Ну, из вещичек я чего там подкину, от сына осталось. В это время сын Гойхмана воевал в Красной армии, не с ружьем, а со скальпелем, но все же был бойцом. Домой пришла жена Гойхмана, она не ожидала его так рано домой. Все тут же и узнала. Был накрыт стол, тут Гойхман не пожадничал. Харчи испортятся, деньги в золоте ни когда, это он четко знал. Потом немного еще поговорили. Родственники пошли спать, для них была отведена отдельная комната, а вот сам доктор долго уснуть не мог. Рано утром, когда еще все спали, он уехал в больницу. Домой вернулся к ужину. Отужинав, позвал племянника к себе в кабинет.

— Вот что я хочу тебе сказать мой дорогой Соломон, ты только не подумай, что я хочу сбыть тебя с рук. Ты же мне родной и я люблю тебя как своего сына. Что мне жалко, да живи, сколько хочешь, три комнаты пустуют, и еды хватит, я хорошо зарабатываю. Но тут дело в другом и я тебе сейчас все объясню. Сынок мой пишет, что гражданская война продлиться не долго. Красные войдут в Одессу, и тут будет точно так же, как и в Питере. Конечно, крови дворянской в Одессе несколько меньше, но и Одессу зальют кровью. От пролетариев другого ожидать глупо. Мне-то ни чего не сделают, я отец красного героя, который спасает жизни красноармейцам, а вот тебя племянник я уберечь не смогу. Твою фамилию знает вся Россия. Рано или поздно тебя найдут и убьют. Уехать за границу ты не можешь, чего тебе там делать без денег, а у меня какие деньги, я же доктор бедных евреев. Так, немного на старость оставил.

Вот тут Гойхман сильно покривил душой, денег было у него не просто много, а очень много и все в золотых рублях и в бриллиантовых камнях. Три поколения Гойхманов собрало огромное состояние. Все у него отберут, но это будет позже

— Так вот, что я придумал. Вот тебе документы. Теперь ты