О Самуиле Лурье. Воспоминания и эссе - Николай Прохорович Крыщук

Весной 2005 года начал выходить в Германии журнал русской литературы «Зарубежные записки» (издательство «Партнер», Дортмунд). Первый номер открывался поздравлением генерального консула Российской Федерации: «Русский журнал в Европе – это еще один символ того, что мы все живем в одном европейском доме и все желаем этому дому мира и процветания». Редакция журнала тоже поздравила всех и объявила, что намерена печатать хороших писателей независимо от их географического пребывания. А еще – приветствуются все жанры. Но… только высокий литературный уровень! Однако очень скоро придирчивые редакторы обнаружили, что этот желанный уровень без авторов из России не сохранить, и обратились за помощью к друзьям и подругам. Так я стала представлять журнал «Зарубежные записки» в родном Питере, но издателей предупредила, что писателям в России надо платить гонорары: «В России сейчас трудно живется…» Издатели пообещали. Обещание выполнили.

В то время я довольно регулярно наведывалась в родной город. Помню, в редакции «Звезды» я встретила Самуила Лурье и попросила его поддержать «Зарубежные записки», дать что-нибудь из его текстов и для нашего журнала. Предупредила, что может быть и «повтор» – мы его знаем, читаем и ценим. Он очень легко согласился, пообещал и ничего не спросил про гонорар. Все прочие избранники игриво осведомлялись: «А гонорары-то вы платите?»

И уже осенью того же 2005 года в «Зарубежных записках», в книге третьей (журнал ежеквартальный), появляются два эссе Самуила Лурье: «История одного привидения» и «Шестьдесят шесть». В том же номере питерские писатели – Наталия Толстая, Александр Мелихов. Хочу упомянуть здесь еще одного автора, в то время жителя Германии, – Юрия Малецкого. В этом номере его повесть «Группенфюрер». Да, называю это имя. Чтобы не забыли. Лурье считал его истинным другом и замечательным писателем (см. письма Юрия Малецкого к трактату С. Лурье «Изломанный аршин»).

В марте 2006 года журнал «Зарубежные записки» напечатал веселый текст Лурье про петербургский (ленинградский) сепаратизм – «Флаг над Кунсткамерой». Студенческая игра, остроумный проект: развести мосты – Дворцовый, Лейтенанта Шмидта, Тучков и Строителей (такие тогда у мостов были названия), «поднять над Академией Наук либо над Кунсткамерой флаг Вольного Васильевского Острова».

Раз в год я обычно прилетала в родной город. Встречи, разговоры, «пять минут освежающей сплетни», наслаждение русской речью. Для питерских авторов «Зарубежных записок» – заветные конверты: послания от издателей и редакции. Запечатанные конверты, на конверте фамилия автора. При мне авторы-друзья никогда конверты не вскрывали, просто опускали в карман или сумочку, радовались, благодарили (за что? – вопрос). За эту приятную суету и радостные встречи меня включили почему-то в состав редколлегии, а до той поры я была обыкновенным простым автором хорошего журнала «Зарубежные записки».

С Лурье мы встречались у входа в Дом книги или у выхода из метро «Невский проспект», пили кофе, гуляли вдоль канала Грибоедова, мимо Спаса на Крови, мимо Михайловского замка, через мостик, мимо Летнего сада, в сторону редакции «Звезды»… Как много он мне рассказал про мой город! Например, про замечательное оптическое явление, которое я никогда не наблюдала (и вряд ли теперь увижу). Мы остановились, и он мне рукой показал, какие именно шпили соединяются. Привожу цитату (нашла потом в его «Муравейнике»): «А просто смотришь – прекрасно, фасады отражают солнце, и Нева блестит, – а иной раз можно увидеть, как солнечный луч тугой золотой нитью соединяет шпиль Крепости со шпилем Замка: летом на закате случается такое поразительное мгновение». Летом на закате! Попробуйте».

2006 год. Я в Петербурге. Конец ноября, почти зима. Такое время в родном городе, когда даже и не рассветает – просто одна темнота сменяет другую. И снега никакого еще нет. Но были у меня такие обстоятельства, всякие личные намерения. Вот и с авторами «Зарубежных записок» пришла пора повидаться. Довольно удачно со многими уже встретилась. А вот с Лурье не получалось. Не получалось – и всё. Как-то встречи наши постоянно переносились. Но однажды он просто идет мне навстречу по Большому проспекту (Васильевский остров). Неожиданная случайность, радостный вскрик. И пока я ищу в потайном отделении моей сумки предназначенное ему послание, он участливо интересуется:

– Что же вы в такой грустный месяц прилетели в Питер? Темно, холодно, уныло…

Наконец извлекаю его конверт. Поясняю:

– Так уж получилось, семейные дела. И еще книжка у меня здесь вышла… Встречалась с издателем, забрала свои книжечки, сколько-то они мне выделили…

– О, книжка вышла! Поздравляю!

И тут я произношу что-то странное и для меня самой неожиданное:

– Я ее вам даже не предлагаю. Представляю, как вас одолевают тщеславные авторы…

– То есть как это… Как? А я вот именно что – прошу.

Развожу руками. Ну нет у меня с собой книжки, на рынок я иду, на Андреевский. Из последующего разговора выясняется, что еще раз нам встретиться затруднительно.

– А в «Звезде» вы будете?

Отвечаю, что я в «Звезде» уже побывала. Он задумывается, что-то припоминает и говорит:

– Постойте… там у вас конвертик для Саши Мелихова. Вы же должны с ним повидаться? Вот ему для меня книжку и передайте.

На том и сговорились. И Александр Мелихов честно и аккуратно мою книжку «В том краю» (изданную в издательстве «Алетейя») Самуилу Ароновичу передал. Видимо, это был уже декабрь 2006 года.

Возвращаюсь в Мюнхен.

В начале февраля 2007 года получаю письмо от Ларисы Щиголь (зам. главного редактора «Зарубежных записок»): «Привет, Милочка! Пересылаю как есть. Радуйся жизни и не сердись на меня. Рамочку подберешь на толкучке».

(Почему – «не сердись»? Были какие-то внутриредакционные споры – я тогда уже была членом редколлегии. Про рамочку – предлагается, видимо, часть письма распечатать и повесить на стену.)

Это письмо Самуила Лурье, где он пишет про свои печальные семейные дела, про болезнь матери, про невозможность побывать на встрече в Москве, про ночные дежурства в больнице. Далее такие слова: «А вот зато в больнице ночами я прочитал, наконец, книжку Людмилы Агеевой – и она понравилась мне чрезвычайно. Замечательно выдержанный слог – практически волшебный, обладающий собственной душой. Я тогда же хотел ей написать, но вблизи компьютера теперь оказываюсь редко и поздно, когда слова совсем не слушаются и не находятся вообще, вот как теперь. Если это удобно, скажите ей, пожалуйста, что я читал ее книжку с настоящей радостью и с благодарностью за эту радость».

Мой немедленный ответ дорогому и великодушному редактору: «Прочитав слова Лурье, некоторое время бегала по комнате, приговаривая что-то несвязное. И вдруг вспомнила своего внука, который в Новый год получил необыкновенно щедрые подарки (была в гостях дополнительная бабушка из Питера). И вот он разворачивает