Сказки Эро Салмелайнена - Эро Салмелайнен

аналогичными по функции эпизодами из других вариантов сказки. Он выработал единый повествовательный стиль, весьма близкий стилю устного сказа карельских сказителей, отличающегося обстоятельностью, неторопливостью, сложным синтаксисом, что придает рассказу особую прелесть и погружает слушателя в волны размеренного и плавного течения событий.

Современники высоко оценили сборник сказок Салмелайнена. Его язык — сочный, выразительный язык народных сказок — считался высшим достижением в области финской прозы того времени. Но его значение было глубже — сказки Салмелайнена, подобно «Калевале» Лённрота, указывали, в каком направлении следует искать решения проблемы финского литературного языка. Не в расколе между западными и восточными диалектами, за что ратовали некоторые, а в единении, во имя чего всю жизнь трудился Лённрот, следовало стремиться к созданию единого языка, в котором богатство восточно-финских и карельских диалектов стало бы обновляющим и оживляющим фактором. Дальнейшее развитие финского литературного языка пошло именно по этому пути, по пути постоянного обогащения неисчерпаемыми сокровищами живого народного языка.

* * *

Сказка — самый интернациональный из всех жанров фольклора. Одни и те же сюжеты, одинаковые мотивы можно встретить в сказках народов, живущих в разных частях света и никогда не имевших прямых экономических и культурных связей. Сказки народов, живущих по соседству, и особенно при близких природных и социально-экономических условиях, во многом бывают схожи, но в то же время каждая сказка неповторима. Это вызвано тем, что в рамках одного и того же сюжета сталкиваются традиция и индивидуальное творчество сказителя, а национальная традиция вступает во взаимодействие с традицией соседнего народа, и, наконец, изменение социальных условий жизни народа подвергает сказку подчас коренной трансформации.

Карельская сказка чем-то похожа на русскую, на что обратил внимание уже в первой половине XIX века финский языковед и этнограф М. А. Кастрен. Это сходство прежде всего приметил и И. А. Худяков: «Поразительное сходство финских сказок с русскими, дающее повод думать, что они, может быть, перешли к финнам от нас, и побуждает нас обратить на них внимание наших исследователей»[4]. Так можно было писать на заре сказковедения. Теперь ни один фольклорист не рискнул бы высказываться так прямолинейно, потому что вопрос о сходстве сказок разных народов — проблема чрезвычайно сложная, и мы не будем здесь в нее углубляться. Заметим только, что сходство всегда в первую очередь бросается в глаза и его легче определить, чем различия, самобытность сказки.

Наиболее характерные для карельского репертуара сюжеты — это сказки о невинных страдалицах типа «Золушки», «Безручки», «Подмененной невесты», «Чудесных детей» (сюжет пушкинской «Сказки о царе Салтане») и подобные им. Эти международные сюжеты карелы «обработали» по-своему, согласно своим условиям и укладу жизни, нравственному чувству сострадания и жалости. Карельские сказки прелестны своей наивностью и непосредственностью — они рассказаны «детьми природы», живущими среди лесов на берегах больших и малых озер. Даже в сказках, записанных в XX веке, почти полностью отсутствуют реалии городского быта. Царь в них живет в крестьянской избе и отличается от крестьянина лишь тем, что не нищенствует; царский сын ходит на деревенские «бесёды» вместе со своими работниками и т. д. В этом проявляется сила традиции.

В карельской сказке привлекают внимание два женских образа, которые встречаются в разных сюжетах. Один из них — Сюоятар, неизменно представляющая зло, другой — старушка-вдова, мудрая советчица героя, полная противоположность Сюоятар. Имя это происходит от слова syôjâ — едящий (-ая), то есть людоедка, хотя непосредственно в роли людоедки Сюоятар не выступает. Она, как злой рок, всегда стремится разрушить счастье семьи: подменяет собою мать героини и становится злой мачехой; прикидывается повитухой и похищает чудесных сыновей у роженицы; губит девушку, невесту царевича, и занимает ее место… То, что Сюоятар обладает сверхъестественной способностью превращать людей в иное состояние и принимать облик идеальных женщин, не является просто сказочным вымыслом. Корни этого образа глубоко уходят в первобытное мышление. Уже в древней мифологии карел и финнов Сюоятар представляла злое начало, она неизменно причиняет вред человеку, от нее рождается змея, иногда она изображена драконом, выходящим из моря (в сказке «Ольховая Чурка» она — мать змеев, убитых героем и его товарищами). Сцена расправы над Сюоятар в сказках как бы предупреждает: окончательно от зла не избавиться, оно многолико и обладает способностью видоизменяться. Проваливаясь в яму с горящей смолой, Сюоятар успевает выкрикнуть заклинание: «Пусть обернутся мои глаза гадюками, волосы — воронами, а пальцы — пиявками, чтобы людям досаждать, труды людские пожирать!»

Старушка-вдова в сказках не обладает волшебной силой, это глубоко человечный образ. Она — мудрая, всезнающая женщина, к которой герой обращается за советом в самый критический момент. Она одна знает тайну, которая приводит действие к быстрой развязке. Без помощи этой мудрой женщины герой не смог бы наказать зло и восстановить справедливость.

Несомненно, карельские сказки ближе к русским, чем финские. Это и естественно. Карельская народность сформировалась в атмосфере новгородского влияния, финны же испытывали влияние шведской культуры, и не только шведской — известны давние связи Финляндии с государствами континентальной Европы. Отличие чисто внешнее между финской и карельской сказкой заключается в различных названиях «сановных» героев: в финских сказках это короли и королевы, принцы и принцессы (чаще все же просто королевские сыновья и дочери), а в карельских — царь, царева жена, царев сын, царева дочь. Салмелайнен, в целях стилистического единообразия, заменил царей королями, по традиции финской сказки и литературного языка. Финские сказки обнаруживают больше осведомленности в особенностях городского быта, что объясняется вековыми связями финских крестьян с торговыми городами страны. В разработке одних и тех же сюжетов финская традиция часто придерживается западно-европейской версии, а карельская — русской.

Но в сказках карел и финнов имеется и много общего. Общность их происхождения сказывается, например, в том, что сказки о животных — этот наиболее древний пласт сказочного эпоса — у них общие. Общими являются и многие своеобразные мотивы волшебных сказок. Карельские сказки не являются однородными, они отличаются в деталях в зависимости от того, в какой области Карелии были записаны. Историческая судьба карельского народа сложилась так, что в многовековой борьбе между Россией и Швецией его подчиняла своей власти то одна, то другая из воюющих сторон, и в конце концов Карелия была разделена на две части. Западные карелы, попавшие под длительное господство шведов, были насильственно обращены в католичество, позднее замененное лютеранством, и в конечном счете оказались в экономическом и культурном отношении связанными с финским народом. Это не могло не наложить отпечаток на их фольклор. Среди финских фольклористов и этнографов существует мнение, что Карелия