Академия преемников. Яга против! - Александра Логинова

Последний шанс, что бабушка осознает подмену до катастрофы, улетел в трубу. Обратной дороги нет, вернуться можно будет лет через тридцать, не раньше.

— Зато у тебя в руках редкий компонент, который можно будет потратить с пользой. Не расстраивайся, Ёжка, помыкаешься по свету пару лет, авось и простит тебя старая жрица.

— Ы-ы-ы-ы, пару лет я буду только от проклятий уворачиваться и тонкое тело мыть каждые два часа. Так, план на ближайший месяц: подоить амфисбену, собрать букет из белладонны и оформить годовую подписку на журнал «Славяночка».

— Добрую же ты ей память о себе оставила на долгие недели.

* * *

— Бабушка, а когда я вырасту, ты свозишь меня на Лысую гору?

Пар, поднимающийся со дна старого медного котла, убаюкивал нотками зверобоя и мелиссы. Закопченный потолок, переживший не одно сбежавшее зелье, принципиально не оттирался, ехидно красуясь разводами сажи на каменной кладке старого баронского замка.

— Конечно, ласточка, обязательно слетаем. Выгляни в окошко, не летит ли что по небушку?

Бескрайнее серое небо грозно клокотало громовыми раскатами, пугая неясными очертаниями ветвистых молний, отраженных в беснующемся почерневшем море. На фоне свинцовых уродливых туч крошечные железные птицы терялись, смытые приближающимся дождем.

— Летят, бабуль!

— Ай, как не вовремя. То-то у меня колено разнылось на непогоду, не иначе скоро жатва начнется. Дорогая, поешь немного, впереди много работы.

Черный хлеб с отрубями и подгоревшей корочкой, щедро сдобренный диким лесным медом — вкуснейшее лакомство среди запаха паленой плоти и разложившегося мха.

— Почему сегодня мы варим зелье забвения, а не болеутоляющее, как обычно?

— Потому что нельзя утолить боль от потери любимых. Неважно, сколько пройдет времени, сколько зелий выпьет человек и сколько заговоров он прочтет, душевная рана всё равно разбередит его ум подобно гнойному воспалению.

— Но разве солдатам есть время думать о потерянных любимых? Они же ждут их дома.

— Вот для ждущих и варим. Память людская — что мощь колдовская, не рассеется, не сотрется. А как утешить мать, потерявшую сына? Жену, получившую похоронку? Дочь, впервые увидевшую цинковый гроб?

— И мы подарим им забвение?

— Мы подарим добрую память об ушедших любимых. Растолки порошок сердолика, чтобы уберечь от помутнения рассудка.

* * *

— Ладно, Сажик, некогда предаваться воспоминаниям, пора узнать, чем кормят в этой образовательной обители.

Создать для нас академию — дурацкая идея. Где это видано, чтобы потомственная Баба Яга училась быть Ягой? Это же в крови, с рождения на роду написано, с материнским молоком в судьбу вплетено. Человек может выбрать себе профессию и выучиться на нее, а моё Ремесло — это каждый мой вдох, каждая мысль и каждая клеточка моего тела. Как можно научиться быть собой у других?

Жаль, что слово матери непреложно, даже бабушка не решилась открыто спорить, вот и отправили меня в ссылку, на Кудыкину гору.

— Можно подумать, ты не знаешь тайных чаяний Янины, — буркнул кот, ловко перепрыгивая с одной ступеньки на другую.

— Да-да, налаживание интернациональных отношений, новые знакомства, повышение коммуникативной компетентности и тонкое искусство дипломатии. Почему тут так тихо?

Я прилетела впритык к началу обучения, первые занятия начнутся завтра, разве академия не должна быть чуть-чуть пооживленнее?

Однако коридоры были на удивление пусты. Ни преподавателей, ни других студентов. Или мы ученики? Экспериментальный всё-таки проект, недоработочка с социальными ролями выходит.

— Эй, есть кто-нибудь?

Одна из широких деревянных дверей вела в просторное и прохладное помещение, заполненное аккуратными диванчиками и невысокими столиками. Стены были выложены приятным мрамором с уместными деревянными вставками, отовсюду лилась ненавязчивая, едва слышная мелодия, даже картины на стенах повышали аппетит и радовали глаз. В конце зала имелось окошко.

— Тук-тук, кто в теремочке живет?

— Никак студентики наши заявились, — из оконного проема высунулась курносая физиономия, сдобренная пухлыми щеками и красивыми веснушками. — Уже?

— Уже. Товарищ домовой?

— Пани Яга?

— Dzień dobry, — сориентировалась я. — Не найдется ли у вас, чем заморить червячка?

— Как же не найтись? Всё ужо для вас готово: расстегайчики с рыбой, пирожки с клюквой да брусникой, блинчики с яблоком и пироги с капустой да бульбой.

— Хто сказаў «бульба»? — отпихнув первого, высунулся второй повар. — О, как. Паненка Яга або паненка Фрида?

— Яга. Пан дамавiк прыехаў на заробак да нас?

— Камандзіроўка. Агей я. А он — Никифор. Оголодали, панночка колдунья?

— От перекуса не откажусь, добрые паны.

Рядом со мной тут же оказалась тарелка с ароматными блинчиками, политыми медом, с ложечкой сметаны. Приятный полдник, самое то перед обедом. Обожаю интернациональных домовых духов.

— А что, панове, Фрида тоже в этом году учиться приезжает? — я спрятала блинное кружево, измазанное золотистыми капельками, в надежное место и решила не торопиться.

— Обещалась мудрушке нашей. И вас с надеждою ждали, всё загадывали, не пренебрежете ли вы нашим гостеприимством, не откажетесь ли у нас учиться. Молва гуляет, что дюже злы вы на решение матушки вашей, оттого по пути побегом промышляли.

— Рарог сказал? — дурная слава даже ступу обгоняет.

— Пан преподаватель места себе не находил, уж думал отписываться пане Ядвиге, что не долетели вы, на волю помелом повернули. Это как только ваш летательный аппарат во дворе приземлился, так он сразу успокоился, будто не бегал тут, не съел на нервах всю колбасу сырокопченую. А до того, у-у-у-у…

Ну, я не настолько дура, чтобы сбегать или открыто идти наперекор старшим. Вот пройдет еще пара сотен лет, тогда посмотрим, а в мои вечные восемнадцать пока что лучше помалкивать. К тому же, с Фридой не так скучно. Знакомое лицо, как-никак.

— Приехал ли ещё кто-нибудь?

— Окромя наших панов-царевичей никого покамест. Но ждём, ждём паночек и панов с Европы да Азии, ужо и лягушек запекли, рису наварили, токмо одно нам непонятно, — понизили голос домовые. — Где же тараканов заморских взять да саранчу, прости Макошь, чтобы иным преемничкам по вкусу пришлось? Пан-главнюк ничего не говорит, а пани Хозяйку нам тревожить совестно.

— Не надо саранчу, — меня передернуло от омерзения. — Академия располагается на нашей земле, и все прекрасно понимают, куда они едут и что их тут ждет. Так что лучше блинчики мясом нафаршируйте, чем тараканов в масле.

Ну вот, уже и смирилась, что это наша академия. Если вспомнить, сначала я вообще подумала, что это шутка. Но глядя на серьезное лицо мамы, держащей в руках копию международного пакта о создании учебного заведения для преемников высших мировых сил, мне стало не смешно.

— Только не говори, что вы снова пробовали скандинавскую народную кухню и обчитывались творением Роулинг, — с ужасом попросила я, глядя на ровный ряд подписей представителей европейской,