Да будет свет... - Анатолий Федорович Дьяков

Неподалеку от Кавминвод находится станица Марьинская. Она раскинулась на левом берегу реки Малки, берущей свое начало под Эльбрусом — этим величественным созданием природы, которое кабардинцы почтительно величают «Горой счастья». Я родился в этой станице 10 ноября 1936 (високосного) года. Вот как описывал наши места классик отечественной литературы А. С. Грибоедов: «…Кавказская степь ни откудова, от Тамани до Каспийского моря, не представляется так величественно, как здесь; не свожу глаз с нее; при ясной, солнечной погоде туда, за снежные вершины, в глубь этих ущелий погружаюсь воображением и не выхожу из забвения, покудова облака или мрак вечерний не скроют совершенно чудесного, единственного вида…»

Как свидетельствуют исторические документы, наша станица является правопреемницей крепости, заложенной генерал-аншефом Григорием Александровичем Потемкиным по указу российской императрицы Екатерины II от 24 апреля 1777 года и ставшей одной из десяти форпостов Азово-Моздокской оборонительной линии. Крепость названа в честь Пресвятой Богородицы и Приснодевы Марии. В работах по возведению станицы принимал участие мой прапрапрадед. Предание о нем, лекаре Хоперского полка, получившем военную выучку суворовского образца, передается в нашем роду из уст в уста, да и письменные свидетельства об этом человеке тоже имеются.

При выборе места для станицы Марьинской ее основатели и строители руководствовались прежде всего стратегическими соображениями. Поэтому стоит она не на плодородных землях, а на каменистой почве, на бывшем морском дне (еще в 300 году до нашей эры — это было доказано в ходе геологических исследований — Каспийское и Аральское моря соединялись между собой). Чтобы поливать обработанные участки, казаки использовали ложе оврага, протянувшегося к реке Малке. Он называется Невольна, потому что был искусственно (против воли природы) превращен в часть оросительной системы. Вода по Невольке течет уже не в Малку, а в левую сторону, к станице, и разводится по ней каналами-ответвлениями. А из каналов воду разбирают по приусадебным участкам или, как говорят станичники, по дворам. Одно из таких ответвлений течет среди густых зарослей кизила и поэтому называется Кизилка. От Кизилки в разные стороны разбегаются арыки, обеспечивающие водой многочисленные огороды, фруктовые сады, ягодники. Кизилка — моя малая родина: на ней я вырос.

Утопающие в садах улицы станицы Марьинской ориентированы строго с севера на юг и с востока на запад. Станица всегда выглядела добротной, ухоженной, как пышущая здоровьем молодая невеста. Воздух здесь — хоть гони в бочках на экспорт! Видать, предки мои пестовали ее любовью, лелеяли лаской, холили нежностью. В народе справедливо говорят: не тот пахарь, который пашет, а тот, кто любуется своей пахотой. Так оно и вышло. Не зря нашу станицу величают Малой Венецией. Однако жизнь в станице, ставшей самой южной точкой в оборонительной линии, в течение всей истории была тревожной. Станичники всегда пребывали в постоянном напряжении, в ожидании каких-либо событий. Станица дважды горела. В Гражданскую войну переходила то к белым, то к красным — в обоих случаях лилась одна и та же казачья кровь. Наверное, за это Марьинскую называли тогда «кровавой».

Говорят, что в именах и фамилиях людей заключена таинственная сила, которой на первых порах жизни не придаешь особого значения. Но потом, когда сознание обнаруживает их магическое действие, начинаешь ощущать свою фамилию, как нечто сросшееся с твоей духовной сущностью и определяющее твою судьбу. Фамилия моя происходит от слова «дьяк», греческий корень которого переводится как «служитель». В Древней Руси дьяки были личными слугами князя, причем часто несвободными. Им поручалось хранение княжеской казны, ведение делопроизводства, из-за чего они первоначально назывались писарями. В средние века в Московском государстве образовались приказы, или управления. Это потребовало большого количества грамотных и энергичных неродовитых служивых людей, которые становились помощниками бояр — начальников приказов. В XVI веке дьяки стали играть видную роль и в местном управлении, являясь помощниками наместников по всем делам, кроме предводительства войском (хотя бывали случаи участия дьяков и в военном деле).

Новым крупным шагом в возвышении дьяков стало их проникновение в Боярскую думу, где они пользовались равным с другими членами Думы правом голоса в решении дел. Однако в ходе заседаний им не положено было сидеть — и они стояли, так как думные дьяки по своему статусу относились к четвертому (низшему) чину членов Боярской думы. Но именно на их плечах лежала задача по составлению и выправлению проектов решений Боярской думы и важнейших царских указов, ведению делопроизводства. Дьяк — так в XVIII веке именовались начальники канцелярий в различных российских ведомствах. Нередко из их среды выходили видные государственные деятели и дипломаты. За службу дьяки награждались деньгами и поместьями, обладали земельными угодьями, славились рачительными хозяевами.

Как и когда эта пахнущая историей государства славная фамилия закрепилась за нашим родом, мне, к сожалению, неизвестно, но я убежден, что носим мы ее не случайно. А вот что наша фамилия вошла в историю станицы Марьинской — это зафиксированный факт. Одна из ее улиц названа в честь моего дяди, Александра Зиновьевича Дьякова, одного из первых кавалеров ордена Красного Знамени. Это был истинный представитель эпохи «красных командиров». Наш семейный герой, подобно многим молодым людям того времени, уже в двадцатилетием возрасте командовал Сунженской армией Терской советской республики, принимавшей участие в боях за Баку, в установлении советской власти в Чечено-Ингушетии и деблокировании города Грозного в ноябре 1918 года. В ознаменование боевых заслуг Александра Зиновьевича одна из улиц города Грозного также носит его имя.

Мой дед по матери, Андрей Иванович Акулов, некоторое время командовавший отдельным чечено-ингушским отрядом Сунженской армии, презрительно называл Александра Зиновьевича Дьякова бездельником. Это и не удивительно. Ведь дед судил о человеке по его отношению к земле.

Конечно, дядя землю не обрабатывал, но он прославился на другом, более опасном и необходимом в то время молодой Республике Советов поприще.

Мой дед по отцовской линии, Афанасий, родился в 1860 году. Выходец из большой семьи казацких лекарей, он был самым младшим среди девяти своих братьев. Семья его до революции 1917 года слыла одной из самых основательных в станице, считалась крепкой, зажиточной. У деда были свои зерновые амбары — ссыпки, куда станичники сдавали собранный урожай для хранения и последующей продажи. Дед Афанасий был центром притяжения всей станицы, его окружали обстоятельные люди, в том числе и те, кто впоследствии занял видное место в истории Кавказа. Умер он в 1916-м, а его супруга, моя бабушка, — в январе 1917 года. Таким образом, мой отец, Федор Афанасьевич Дьяков, остался круглым сиротой с двенадцати лет. К этому времени две старшие сестры отца, мои