Политические сочинения. Том I. Личность и государство - Герберт Спенсер

и важность высказанного вами в палате общин в 1866 г. мнения относительно плачевного состояния наших законодательных распоряжений, относящихся к общественным работам, согласны с тем, что в них одновременно высказывается и неуверенность, и нерешительность, и чрезмерная расточительность, и медлительность, и всевозможные недостатки и т. д. и т. д.».

Вот еще пример, почерпнутый из недавней записки торгового совета (1883 г.), где говорится, что «после учреждения комитета кораблекрушений в 1836 г. едва была одна сессия, в которой не вотировался бы какой-нибудь закон, то предложенный палатой, то предложенный правительством, чтобы предупредить кораблекрушения», и что «многочисленность уставов, соединенных в 1854 г. в один закон, снова вызвала недоразумения и сделалась источником упреков», так как каждая мера была вотирована вследствие того, что предыдущие меры оказались никуда негодными. За этим тотчас же следует признание, что «с 1876 г. потери в людях и кораблях стали значительнее прежнего». Между тем расходы по администрации увеличились с 17 000 ф. ст. до 73 000 в год.

Нельзя не удивляться тому, какое сильное действие некоторые искусственные средства, примененные известным образом, производят на воображение, вопреки разуму. Вся история доказывает эту истину, начиная с татуировки, которой дикарь старается напугать своего противника, до религиозных церемоний, королевских процессий, длинной мантии председателя суда и палочки пристава, одетого в мундир. Я помню ребенка, который мог спокойно смотреть на страшную маску, когда отец его держал ее в руках, и который начинал неистово кричать, если отец надевал маску на свое лицо. Подобная же перемена происходит в чувствах избирательного корпуса, когда их избранники из местечек и графств попадают в парламент. Пока они только кандидаты, они подвергаются насмешкам, пересудам, издевательству той или другой партии, и во всяком случае к ним относятся с крайним пренебрежением; но как только они собрались в Вестминстере, те самые, над которыми журналисты и ораторы издевались, которых они ругали и обвиняли в невежестве и безумии, начинают внушать безграничное доверие. Судя по обращаемым к ним прошениям, ничто не может быть выше их мудрости и могущества.

На все эти замечания мне, вероятно, ответят так: ничего не может быть лучше правительства «коллективной мудрости». Избранники нации, выделяя из своей среды небольшое число государственных деятелей, применяют весь свой просвещенный современной наукой ум к дебатирующимся в их присутствии вопросам. «Чего же вам еще надо?» – спросит большинство читателей.

Я отвечу на это, что та современная наука, подвигшая, как говорят, наших законодателей к тому, чтобы приготовиться хорошо исполнять свои обязанности, есть наука, бо́льшая часть которой оказывается для них, очевидно, бесполезной, и что они заслуживают порицания, так как не видят, какая наука им может пригодиться. Если многие из них будут отличными филологами, то от этого они не будут лучшими судьями в очередных вопросах, и иностранная литература, знакомство с которой доступно для них благодаря их филологическим познаниям, вероятно, мало поможет им в данном случае. Политические опыты и рассуждения, основанные на истории древних обществ и на сочинениях философов, утверждающих, что война есть нормальное состояние, что рабство необходимо и справедливо и что женщин следует держать под постоянной опекой, не послужат тому, чтобы определить, какое действие произведут известные законодательные акты на великие нации современного типа. Они могут размышлять о действиях всех великих людей, которые, по теории Карлейля[50], дают обществу его форму, и могут проводить годы за чтением наполняющих исторические сочинения подробностей о международных столкновениях, изменах и договорах, интригах, не облегчая себе этим понимание причин и происхождения различных общественных форм и общественных явлений и условий влияния на них законов. Познания, приобретенные на фабриках, на бирже и в залах судов, также далеко не дают надлежащей подготовки.

Что действительно необходимо – это систематическое изучение естественной связи между причиной и следствием в том виде, в каком эта связь проявляется среди человеческих существ, составляющих общество. Хотя ясное сознание этой связи является одним из конечных результатов умственного развития, хотя дикарь не имеет никакого понятия о механической причине, хотя даже греки думали, что полетом какого-нибудь дротика управляют боги, хотя эпидемиям почти до нашего времени приписывали сверхъестественное происхождение и хотя между социальными явлениями самое сложное из всех: отношение между причиной и следствием, по всей вероятности, еще долго останется неясным, – однако в наше время существование такого отношения сделалось слишком очевидным. Все мыслящие люди должны бы уже прийти к заключению, что прежде чем брать на себя обязанность изменить это отношение, следует тщательно изучить его. Ясные теперь общественные факты, как, например, факт, что между числом рождений, смертей, браков и ценой хлеба существует известная связь; что в одном и том же обществе в течение жизни одного и того же поколения пропорция между числом преступлений и цифрой населения изменяется в тесных пределах – эти факты должны бы наглядно показывать всем, что человеческие стремления, руководимые соединенным с ними разумом, действуют всегда почти одинаково. Из этого следовало бы заключить, что среди других социальных причин, причины, порожденные законодательством, влияя одинаково и с некоторой регулярностью, должны изменять не только действия людей, но даже и их натуру – и изменять совершенно иначе, чем этого можно было ожидать. Следовало бы признать тот факт, что в обществе, более чем где-либо, причины порождают много последствий, и следовало бы предвидеть, что отдаленные и косвенные последствия столь же неизбежны, как и ближайшие. Я не говорю, что это мнение и эти выводы отрицаются; но убеждения бывают различной силы; некоторых держатся лишь номинально, другие слабо влияют на наш образ действий, третьи, наконец, имеют на нас неотразимое влияние во всех обстоятельствах жизни; и, к сожалению, убеждения законодателей касательно сцепления причин и следствий в социальных вопросах принадлежат к первой категории. Рассмотрим некоторые из истин, которые признаются всеми ими, но в очень ограниченном числе серьезно принимаются во внимание, когда издают законы.

Нет никакого сомнения в том, что каждый человек до известной степени способен изменяться как в физическом, так и в умственном отношении. Все методы воспитания, все упражнения, начиная с упражнений ученого математика до упражнений профессионального борца, все награды за добродетель и наказания за порок, подразумевают мнение, выраженное в некоторых пословицах, гласящих, что употребление или неупотребление какой-нибудь способности, физической или умственной, бывает причиной изменения ее, то есть влечет за собой ее ослабление или усовершенствование.

Кроме того, всем известен факт, что изменения в природе, произведенные тем или другим путем, делаются наследственными. Никто не отрицает, что, вследствие накопления незначительных изменений в течение жизни нескольких поколений, сложение людей приспособляется к условиям, так что климат, нездоровый для других рас, не причиняет никакого вреда приспособившейся к