Воспоминания маршала. Полная версия - Константин Константинович Рокоссовский

он – с Украины. Учились со всей страстью. Естественно, сложился дружеский коллектив командиров-коммунистов, полных энергии и молодости. Там были Баграмян, Синяков, Еременко и другие товарищи. Жуков, как никто, отдавался изучению военной науки. Заглянем в его комнату – все ползает по карте, разложенной на полу. Уже тогда дело, долг для него были превыше всего.

В самом начале 30-х годов наши пути сошлись в Минске, где мне довелось командовать кавалерийской дивизией в корпусе С. К. Тимошенко, а Г. К. Жуков был в этой же дивизии командиром полка. Накануне войны мы встретились в ином качестве: генерал армии Жуков командовал округом, а я, в звании генерал-майора, – кавалерийским, а затем механизированным корпусом. Георгий Константинович рос быстро. У него всего было через край – и таланта, и энергии, и уверенности в своих силах.

И вот на Западном фронте во время тяжелых боев на подступах к Москве мы снова работаем вместе. Но теперь наши служебные отношения порой складываются не очень хорошо. Почему? В моем представлении Георгий Константинович Жуков остается человеком сильной воли и решительности, богато одаренным всеми качествами, необходимыми крупному военачальнику. Главное, видимо, состояло в том, что мы по-разному понимали роль и форму проявления волевого начала в руководстве. На войне же от этого многое зависит.

Мне запомнился разговор, происходивший в моем присутствии между Г. К. Жуковым и И. В. Сталиным. Это было чуть позже, уже зимой. Сталин поручил Жукову провести небольшую операцию, кажется, в районе станции Мга, чтобы чем-то облегчить положение ленинградцев. Жуков доказывал, что необходима крупная операция, только тогда цель будет достигнута. Сталин ответил:

– Все это хорошо, товарищ Жуков, но у нас нет средств, с этим надо считаться.

Жуков стоял на своем:

– Иначе ничего не выйдет. Одного желания мало.

Сталин не скрывал своего раздражения, но Жуков не сдавался. Наконец Сталин сказал:

– Пойдите, товарищ Жуков, подумайте, вы пока свободны.

Мне понравилась прямота Георгия Константиновича. Но когда мы вышли, я сказал, что, по-моему, не следовало бы так резко разговаривать с Верховным Главнокомандующим. Жуков ответил:

– У нас еще не такое бывает.

Он был прав тогда: одного желания мало для боевого успеха. Но во время боев под Москвой Георгий Константинович часто сам забывал об этом.

Высокая требовательность – необходимая и важнейшая черта военачальника. Но железная воля у него всегда должна сочетаться с чуткостью к подчиненным, умением опираться на их ум и инициативу. Наш командующий в те тяжелые дни не всегда следовал этому правилу. Бывал он и несправедлив, как говорят, под горячую руку.

Спустя несколько дней после одного из бурных разговоров с командующим фронтом я ночью вернулся с истринской позиции, где шел жаркий бой. Дежурный доложил, что командарма вызывает к ВЧ Сталин.

Противник в то время потеснил опять наши части. Незначительно потеснил, но все же… Словом, идя к аппарату, я представлял, под впечатлением разговора с Жуковым, какие же громы ожидают меня сейчас. Во всяком случае, приготовился к худшему.

Взял трубку и доложил о себе. В ответ услышал спокойный, ровный голос Верховного Главнокомандующего. Он спросил, какая сейчас обстановка на истринском рубеже. Докладывая об этом, я сразу же пытался сказать о намеченных мерах противодействия. Но Сталин мягко остановил, сказав, что о моих мероприятиях говорить не надо. Тем подчеркивалось доверие к командарму. В заключение разговора Сталин спросил, тяжело ли нам. Получив утвердительный ответ, он с пониманием сказал:

– Прошу продержаться еще некоторое время, мы вам поможем…

Нужно ли добавлять, что такое внимание Верховного Главнокомандующего означало очень многое для тех, кому оно уделялось. А теплый, отеческий тон подбадривал, укреплял уверенность. Не говорю уже, что к утру прибыла в армию и обещанная помощь – полк «катюш», два противотанковых полка, четыре роты с противотанковыми ружьями и три батальона танков. Да еще Сталин прислал свыше 2 тысяч москвичей на пополнение. А нам тогда даже самое небольшое пополнение было до крайности необходимо.

На клинском направлении дело усложнялось. Генерал Захаров объединил все части, находившиеся в том районе. В его группе войск были 17-я кавалерийская, 126-я и 133-я стрелковые дивизии, полк Училища имени Верховного Совета и 25-я танковая бригада (вернее сказать, то, что осталось от этих соединений). У противника же, как мы установили в ходе боев, на дмитровско-яхромском направлении действовали части 6-й и 7-й танковых дивизий, 23-я и 106-я пехотные дивизии, а с 1 декабря здесь появились и части 1-й танковой дивизии.

Конечно, остановить массу немецко-фашистских войск, устремившихся к Дмитрову и Яхроме, группа Захарова не могла. Но задачу всемерно замедлить продвижение врага она выполнила блестяще. Отходя с тяжелыми боями от рубежа к рубежу, войска под командованием Ф.Д. Захарова вынуждали противника останавливаться, развертываться и пробивать себе дорогу. В десятидневных боях, оказываясь иногда в окружении, прорываясь и нанося удары по врагу с фронта и с тыла, воины группы, как и все защитники Москвы, воодушевлялись одним желанием – уничтожать любыми способами как можно больше гитлеровцев, ослаблять их силы до решающего момента. А этот момент приближался…

В боях на дмитровско-яхромском направлении особо отличились кремлевские курсанты и стрелковый полк 133-й дивизии, которым командовал полковник Н. Н. Мультан.

Немецкое командование заметно торопилось, вводя в действие последние резервы. Именно об этом свидетельствовало появление на правом фланге 16-й армии частей 1-й танковой дивизии из состава 3-й танковой группы противника. И хотя враг, пользуясь еще превосходством в силах, продолжал теснить наши войска, а мы вынуждены были бросить в бой все, что имелось в армии, можно было почувствовать, что недалек кризис сражения.

Но пока нам еще приходилось переносить свой командный пункт все ближе к Москве. Не успели даже обосноваться в Льялове, как на северо-восточной окраине села развернулся бой с немецкими танками. В нем пришлось участвовать всем, кто находился в этом районе, в том числе и некоторым работникам штаба армии. Выручил нас дивизион 85-мм противотанковых пушек. Артиллеристы подожгли несколько танков, и атака захлебнулась.

Танки врага пылали на фоне темного неба. Под свист и разрывы снарядов нам пришлось из Льялова уйти в Крюково. В этих условиях с особым удовлетворением я наблюдал педантичную и уверенную работу нашего начальника штаба. Аппарат управления войсками был гибок и чуток как никогда.

В связи с выходом фашистских войск к Льялово командующий фронтом удовлетворил нашу настойчивую просьбу и прислал на усиление армии одну танковую бригаду, очень малочисленную, но с опытным командиром Ф. Т. Ремизовым, затем – стрелковый полк, отдельный кавалерийский, пушечный и противотанковый полки. Сам этот перечень свидетельствует, что и командование фронта резервов уже не имело. Оно, как и мы внутри своей армии,