Легенды и мифы Невского проспекта - Наум Александрович Синдаловский

клетку ограды среди фонарей и деревьев, сквозь которые он исподлобья наблюдает за суетой на Невском проспекте. Невольно вспоминается, что еще в детстве Гоголя прозвали «Таинственным Карлом», вероятно, в равной степени благодаря и карликовому росту, и невероятно длинному носу. Напомним, что «Карлик Нос» – одна из самых известных сказок немецкого писателя Вильгельма Гауфа о мальчике, превращенном злой колдуньей в безобразного длинноносого карлика. И действительно, в Петербурге многие запомнили Гоголя как маленького, сутуловатого «забавного худого человека с лицом, подергивающимся нервной судорогой».

Едва ли не сразу после открытия памятника в Петербурге родилась легенда, будто бы это законспирированный памятник известному в свое время питерскому авторитету Владимиру Кумарину, «ночному губернатору Петербурга», как его называли в городе. И он смотрит в сторону Казанского собора с намеком на то, что он, криминальный авторитет и лидер так называемой Тамбовской организованной преступной группировки в Петербурге, бросил вызов другой группировке, известной как Казанская. И одной руки у Гоголя не видно, а Кумарин и в самом деле во время одной из бандитских разборок потерял руку.

На этом не заканчивается мифология монумента. Памятник Гоголю установлен напротив одного из главных христианских храмов Петербурга – Казанского собора, и деятели Русской православной церкви считают этот факт глубоко символичным. Таким образом, утверждают они, Гоголь всем своим видом, смиренной позой и покаянно опущенной головой пытается искупить вину за то, что своими произведениями, особенно языческим «Вием» и вызывающим отвращение вопиющей безнравственностью «Носом», «герой» которого, бесстыдно разгуливая по городу, посмел войти в православный Казанский собор, развратил не одно поколение читающей молодежи. Кстати, лингвисты вот уже многие десятилетия бьются над смыслом, вложенным Гоголем в имя восточнославянского мифологического повелителя ада Вия. С одной стороны, его этимология восходит к общеславянским понятиям «веки», «ресницы», под которыми скрывается смертоносный взгляд этого чудища. Но с другой – некоторые из ученых всерьез полагают, что писатель, воспользовавшись этой загадочной лексической конструкцией из трех литер, еще раз, как и в случае с носом майора Ковалева, зашифровал в нем известное русское трехбуквенное матерное слово с тем же окончанием.

Бронзовую фигуру печального писателя в городе прозвали «Тугодумом», а место встречи на Малой Конюшенной улице у памятника – соответственно, «у Тугодума».

На следующий год на противоположном конце Малой Конюшенной улицы, на ее пересечении со Шведским переулком, был поставлен памятник Городовому. Как утверждали средства массовой информации, это произошло по личной инициативе начальника Петербургского управления МВД генерала А.В. Пониделко. Почему необходимо было поставить памятник именно ему и, главное, в самом центре Петербурга, остается загадкой. Говорят, даже губернатор В.А. Яковлев был смущен видом бронзового красавца в натуральную величину с «выпирающими из лосин лядвами, вызывающими прямой интерес у парочек, припозднившихся после встреч в Екатерининском садике». – «Поставь его себе на свой… садовый участок», – будто бы в сердцах прошептал Яковлев в лицо генералу. Тайной для обывателей остается и натурщик, который позировал скульптору А.С. Чаркину при работе над памятником. Городской фольклор выдвинул версию, что им мог быть только Никита Михалков, столь очевидно сходство скульптуры со знакомым образом известного кинорежиссера. В народе бронзового блюстителя порядка так и называют: «Памятник Никите Михалкову».

Земля на участке Невского проспекта, № 22–24, на которой сегодня находится лютеранская церковь Святого Петра, принадлежала лютеранской евангелической общине Петербурга с начала 1730-х годов. Тогда же здесь была выстроена первоначальная церковь Святого Петра, или, как ее называли, «кирха на перспективе». Через сто лет, в 1832 году, был объявлен конкурс на строительство новой церкви. Конкурс выиграл архитектор А.П. Брюллов, брат знаменитого живописца Карла Брюллова. Тогда же начали возведение храма. Он строился в глубине участка, со значительным отступлением от Невского проспекта. Перед входом в церковь были установлены скульптуры апостолов Петра и Павла, отчего церковь в народе одновременно с немецким «Петеркирхен» стали называть по-русски: «Петропавловская».

В 1937 году церковь закрыли, превратив ее в концертный зал Госэстрады, а через 20 лет переоборудовали в плавательный бассейн. Этот издевательский шаг напомнил знатокам истории факт, имевший место еще в 1730 году. В то время участок Невского проспекта, на котором возводилась немецкая кирха, представлял собой в полном смысле слова безжизненную пустыню. Первый пастор лютеранской общины Крейц в связи с этим в письме к императрице Анне Иоанновне выражал серьезные опасения в «недостатке воды». Императрица пыталась его успокоить. Подлинный смысл этого диалога стал понятен только через 230 лет, в 1960-х годах, когда воды оказалось слишком много. Так много, что при возвращении церкви верующим в 1992 году справедливость восторжествовала далеко не сразу. Богослужения и тренировки пловцов в первое время проходили поочередно, и в Петербурге поговаривали, что водные дорожки поделили между верующими и атеистами.

Вход в Лютеранскую церковь фланкируют два дома за номерами 22 и 24, принадлежавшие церкви.

Дом № 22 известен тем, что в его первом и втором этажах находилась знаменитая книжная лавка издателя и книгопродавца Александра Филипповича Смирдина. Это единственный книжный магазин в Петербурге, который удостоился мемориальной доски, укрепленной на фасаде дома.

Книготорговую карьеру Смирдин начал с более чем скромной должности «мальчика» в книжной лавке сначала в Москве у П.А. Ильина, затем у А.С. Ширяева и, наконец, после переезда в Петербург стал приказчиком у известного в Северной столице типографа, издателя и книгопродавца Василия Александровича Плавильщикова. После смерти последнего в 1823 году Смирдин, по завещанию покойного, стал владельцем его библиотеки, типографии и книжного магазина. В 1832 году Смирдин перевел теперь уже бывший книжный магазин Плавильщикова из дома Гавриловой на Мойке, 70, что у Синего моста, в центр города, на Невский, 22.

По случаю переезда Смирдин устроил торжественный обед, на который пригласил всех наиболее известных петербургских писателей. На обеде присутствовали: И.А. Крылов, А.С. Пушкин, В.А. Жуковский, П.А. Вяземский и многие другие литераторы, в том числе и представители реакционного крыла русской культуры: Булгарин, Греч, Сенковский. С ними у Смирдина к тому времени сложились деловые отношения. Надо признать, что коммерческий успех книжной торговли Смирдина во многом зависел от творчества и этих писателей. Их книги пользовались неизменным спросом у невзыскательной части петербургских читателей.

Кроме того, Смирдин старался со всеми ладить и всех примирить, не считаясь с убеждениями, литературными и политическими взглядами и предпочтениями тех или иных писателей. Это обстоятельство вызывало раздражение многих либеральных авторов. Известна убийственная эпиграмма на Булгарина, которая, походя, задевала и хозяина магазина. Считается, что эпиграмма принадлежит Пушкину. Ее со смаком повторял весь читающий Петербург:

К Смирдину как ни зайдешь,

Ничего не купишь:

Иль Сенковского найдешь,

Иль в