Любовные драмы звезд отечественного кино - Александр Сергеевич Варакин

Интересна история звезды после войны. «Весна» снята, имела большой успех. Опять грандиозное шоу, но только теперь связанное с энергией солнца. В самом названии фильма заложена эта тема: когда сильнее всего проявляется энергия светила? Конечно, весной!..

Александров опять попал в десятку. Раневская, Рина Зеленая, Черкасов, Плятт и другие создают блестящей Любочке тот самый антураж, который делает ее опять самой яркой, самой звездной из всех звезд.

1947 год. По большому счету, это был последний ошеломляющий успех Любови Орловой. В 1948-м умирает Эйзенштейн – и наступает закат великого режиссера Александрова. Черпать «вдохновение» не у кого. Александров снимает еще несколько фильмов, в том числе проходной, хотя и политически выдержанный, «Встреча на Эльбе», «Русский вопрос». В 1974 году умудряется снять Орлову в роли 18-летней девушки («Скворец и Лира»), да еще и надевает на нее фату!.. Рядом с нею, правда, и Петр Вельяминов кажется старым валенком, но все же… Самое смешное из послевоенной истории советского кинематографа – то, что каким-то образом Григорий Васильевич пробивает сценарий и снимает в 1952 году фильм «Композитор Глинка» в то время как уже снят в 1946 году фильм «Глинка» и Серова получила за него Сталинскую премию… Переплюнуть даже спившуюся Серову не удалось.

Во всем остальном жизнь течет почти так же, как всегда. Любочка разъезжает по концертам и возит, возит домой деньги. Она все так же стоит у балетного станка и так же следит за своим лицом.

Но старость, старость берет свое. Уровень таланта не позволяет Любочке поддерживать профессиональную форму: она хоть и числится в Театре Моссовета, играть ей не дают. Судите сами: с 1947 года и по 1974 год она была занята только в шести спектаклях театра: «Милый лжец», «Русский вопрос», «Лиззи Маккей», «Нора», «Сомов и другие» и «Странная миссис Сэвидж» (практически везде вторым составом – актриса она заурядная).

Нонна Голикова рассказывает о болячках, которые прилипали и прилипли к Любочке:

«…Любовь Петровна страдала редкой и неизлечимой болезнью Меньера. Без всякой причины, внезапно начиналось головокружение и рвота. Как правило, это состояние вызывалось ярким светом и желто-оранжевым цветом. Как назло, во многих респектабельных гостиницах были шторы именно желто-рыжего бархата. «Не могу же я требовать переселить меня в другой номер из-за цвета занавесок. Решат, что это капризы знаменитости», – жаловалась она мне.

Но и здесь Орлова нашла выход – спала в черной повязке на глазах и возила в чемодане черные шторы, которые прикрепляла к гостиничным…

Иногда на гастролях возникали по-настоящему опасные ситуации. В 1952 году Любовь Петровна давала концерт в приграничном городе Западной Украины, где, как мы знаем, всегда были сильны антирусские настроения… Кто-то из публики подал ей необыкновенный букет роз. «Я сразу обратила на него внимание, – рассказывала нам потом Любочка. – Теперь я понимаю, что он был траурный. Белые розы, а в середине совершенно необычные – черные…» Любочка уколола палец, шипы оказались пропитанными ядом. Началось заражение крови…

…Григорий Васильевич не выходил из ее палаты, мама и бабушка без конца бегали в больницу. Я слышала их тревожные разговоры – Сталин послал свой личный самолет в Лондон за очередным светилом… снова переливание крови… ей, слава Богу, лучше…»

Вероятно, с Любочкой таких историй было больше, чем одна. Она никогда не жаловалась и вела себя как настоящая аристократка. Особенно ярко характеризует ее история последней болезни. Дадим слово опять Нонне Голиковой:

«…Ночью ей стало плохо, вызвали неотложку, и Любовь Петровну отвезли в больницу. Утром она позвонила моей маме, сказала, что ее лицо резко пожелтело, поэтому необходимо срочно купить губную помаду другого цвета… Еще она попросила взять из дома несколько кофточек тех тонов, которые нейтрализовали бы непривычный цвет кожи.

Затем она потребовала, чтобы в ее отдельной палате был привинчен балетный станок… Она еще не знала, что так внезапно пожелтела от того, что разлилась желчь, а разлилась она потому, что это был рак поджелудочной железы.

Хирурги, увидев реальную картину болезни, просто снова зашили разрез, а больной подарили горстку маленьких камушков, которые якобы вырезали из желчного пузыря.

…Однажды она, вдруг резко изменив течение беседы, сказала мне: «Все думают, что я совсем дура и не знаю, что со мной. А я – знаю!» И, увидев мое растерянное лицо, тоже очень резко заговорила о другом…

…Они прожили вместе 42 года, и это были, по его словам, сорок два года счастья. Она, чтобы увидеть его перед своим уходом, исключительной силой воли отодвигала самою смерть и позволила себе потерять сознание лишь после того, как он вошел в ее палату в последний раз…»

Да, Григорий Васильевич добирался до больницы сорок минут. Все это время она крепилась. Последними ее словами был упрек мужу – что же он ехал так долго. На этом упреке и прервалась тверская ветвь Рюриковичей: детей у Любови Орловой не было.

Впрочем, так называемый синдром Орловой, вероятно, бытовал еще долго. Особенно ярко проявился он в 1930–1940-е годы. Это стойкое психическое заболевание, при котором человек вдруг считает, что он муж или любовник знаменитой актрисы. Было много «детей» Любови Орловой, чаще девочек, чем мальчиков. Кстати сказать, я ведь могу даже на собственном примере (правда, с психикой, мне кажется, у меня пока все нормально) «привязать к местности» этот странный «синдром Орловой». С самого раннего детства, смотря фильмы с участием Любови Орловой, а была это картина «Волга-Волга» («Веселых ребят» я смотрел попозже, в восстановленном варианте), я почему-то воспринимал эту незнакомую женщину как свою вторую маму. Что это такое и с чем это едят, вероятно, знают специалисты. Я ни с кем не делился этим ощущением, не придавая ему особого значения, да и выражено это было не так ярко, чтобы кричать посреди сеанса: «Мама, я здесь!» Но, как видите, нечто такое со мною тоже происходило. Ощущение повторилось на «Цирке», причем в более ярком варианте, но объясню почему: мне было очень стыдно за мою вторую маму – играла она из рук вон плохо, а дети это прекрасно чувствуют. Потому многие заявляют, что с детства не могли смотреть комедий Александрова – не выдерживали потока слащавой дряни, в том числе и игры знаменитой Орловой.

Кстати, если выбирать из четырех самых известных картин, то, пожалуй, в «Весне» да в «Веселых ребятах» Орлову еще можно терпеть. Особенно в «Веселых ребятах» она гораздо убедительнее как актриса, чем «обиженный фотоаппаратом» Леонид Осипович Утесов. Это при том, что целиком сам фильм – полная дрянь, пошлая и бездумная. Бунюэль и Дали это понимали еще тогда, в 1930-е или 1940-е (сейчас не помню) годы. Кто его назвал одним из лучших фильмов двадцатого века – пусть бросит в меня камень. И в них