Молитвослов на современном русском языке - Иеромонах Амвросий (Тимрот)

индивидуалистического самообособления. Но то, что составляет самое средоточие православного понимания бытия, просто невозможно для неправославных конфессий, соблазнённых гуманистическими идеями. Должно сознать, что учение о Божественных энергиях, о нетварной природе Фаворского света не является плодом отвлечённо-созерцательных рассуждений, но отражением реальности земной жизни. Этот свет ощущали внутри святые подвижники, оставившие о том многочисленные свидетельства, этот свет воспринимали и извне удостоенные видеть его исходящим от великих светильников вселенной. Упоминание об этом мы встречаем в житиях святых, в рассказах и неоспоримых свидетельствах людей, вступавших в общение с преподобными Сергием Радонежским, Серафимом Саровским, Амвросием Оптинским, святителем Феофаном Затворником, святым праведным Иоанном Кронштадтским… Один из святых отцов Церкви, Симеон Новый Богослов, так передавал своё состояние в момент внутреннего озарения нетварным светом: «Все чувства ума и души моей прилеплены были к единому неизречённому веселию и радости от того превыспренного света. Но когда безмерный тот явившийся мне свет мало-помалу умалился и, наконец, стал совсем невидимым, тогда я пришёл в чувство и познал какие дивности внезапно произвела во мне сила того света… Свет тот, когда является, веселит и, когда скрывается, оставляет рану и боль в сердце».

Стремясь к Горнему миру через восприятие Божественной энергии, человек творчески изменяет и мир земной, насколько это необходимо и возможно. Один из основополагающих законов духовного бытия человечества, устанавливающий неразрывную зависимость жизни человека и общества от духовного состояния каждой человеческой личности, открылся преподобному Серафиму Саровскому в реальном опыте стяжания Святого Духа: «Стяжи дух мирен, и вокруг тебя тысячи душ спасутся». Гуманизм же нацеливает человека на изменение внешних условий его существования. Недаром именно западная мысль соблазнилась увидеть в Христе революционера и первого социалиста.

Все обозначенные проблемы сопряжены с одним жизненно важным, важнейшим вопросом, который в свой срок задаёт себе каждый, как верующий, так и атеист: если Бог есть, то где Он есть? Где Он пребывает?

…

Всякий православный может ответить так: Он всюду, Он проникает мир Горний и дольний, Он – Свет, и этот Свет мы можем воспринимать, постигать, ощущать душою, стяжая Его в ней и тем следуя нашему назначению в мире.

Всякий последовательный сторонник идеи о тварной природе Фаворского света должен ответить так: Он – в неведомом «где-то». Он полностью непостижим, непознаваем и непроницаем для нас, общение с Ним может быть только опосредованным. И ни о каком стяжании Святого Духа поэтому не может быть и речи.

Логический вывод из такого учения на уровне сотериологическом[1885] должен быть вполне определённым: всякое духовное делание не имеет смысла, человеку достаточно лишь верить, ничего другого ему и не остаётся. Первым до этого додумался Лютер, другие эту мысль развили до её логического исхода, произведя идею предопределённого дарования веры своего рода избранным.

Но даже если не впадать в логические крайности протестантизма, должно всё же сознать, что гуманизм ставит человека в положение трагическое: между Богом и человеком воздвигается как бы непреодолимая рассудочная преграда, каковой, разумеется, по истине-то нет, но которая прочно зиждется в сознании (и важнее: в подсознании) всякого неправославного человека на идеях, окончательно восторжествовавших в западном мире в эпоху Возрождения. В основе – на учении о тварной природе Фаворского света.

Это создаёт совершенно определённое самоощущение человека, как бы обречённого на одиночество в земном мире, лишённого непосредственной духовной связи с Создателем.

Отношение к Богу как к некой внешней силе, с которою недоступно подлинное духовное (а не эмоциональное) общение – не языческое ли по сути, какими бы рассуждениями и догматами ни драпировалось понимание этой силы? Случайно ли, что религиозное искусство Возрождения столь легко восприняло явно языческие формы? Как восприняла их сама мысль ренессансная. Само Священное Писание стало откровенно осмысляться в ту эпоху на уровне античных мифов, что отразилось в искусстве, – и тем было задано направление в осмыслении вероучительных истин христианства.

…

Обожение не может быть достигнуто никак иначе, чем через стяжание Фаворского света. Гуманистическое учение такую возможность отсекает. Идея неосуществимости непосредственного духовного взаимодействия с Создателем делает неимоверно трудным путь духовного восхождения ещё и потому, что ослабляет, а может быть, и вообще сводит на нет, важное религиозное чувство, лежащее, по учению Святых Отцов, в начале всякого духовного восхождения, – страх Божий.

…

Это должно быть осознано нами как духовная трагедия человека, ибо для истинно верующего, стремящегося к Богу подвижника как бы искусственно оказалась закрытою возможность восприятия Фаворского света.

Михаил Михайлович Дунаев[1886]

Часть 1 (I том) Православие и русская литература

http://mdunaev.ru/

Этимология слова Пасха

Приближалась ночь Пасхи, в которую Сам Господь должен был пройти по земле Египетской, чтобы спасти всех верных Ему от гибели, несомой ангелом-губителем, посланным поразить всех первенцев, – «от первенца фараона, сидящего на престоле, до первенца раба, сидящего в темнице» (Исх. 12:29). Но те дома, косяки которых были помечены кровью агнца, т. е. дома израильтян и богобоязненных, присоединившихся к ним сынов Египта, ангел-губитель должен был миновать (Исх. 12:12–13 и 21–25)[1887]. Отсюда и происходит название «Пасха», по-древнееврейски פסח <Пе́сах> – от глагола פסח <паса́х>, т. е. «миновать», «проходить мимо», а также «пощадить», «избавить» (ср. Ис. 31:5)[1888]. Значит, Пасха есть избавление от гибели, спасение от смерти.

Впоследствии, когда Христианство восторжествовало среди народов, говоривших по-гречески, слово «Песах» контаминировалось[1889] с греческим глаголом πασχειν <па́схейн> – «терпеть», «переносить», «страдать», поскольку именно в пасхальные дни страдал, умер и воскрес Иисус.

Д. В. Щедровицкий

Введение в Ветхий Завет. Пятикнижие Моисеево.

Как правильно писа́ть

   ​ Источник «Православная энциклопедия «Азбука веры»»

   ​ АллилуЙя или аллилуИя?

   ​ По рекомендации орфографических словарей, правильное написание – аллилуйя.

   ​ Боговдохновенная или Богодухновенная

   ​ Верны оба варианта (например, Боговдохновенная Книга (Библия)), но вариант Богодухновенная (Книга), по мнению специалистов Издательства Московской Патриархии, предпочтительнее.

   ​ БожИя или БожЬя?

   ​ С точки зрения русского языка, правильно и так и так. Разница между прилагательными «божия» и «божья» только в стилистической принадлежности и сфере употребления.

   ​ Слово «Божия» относится к высокому книжному стилю и употребляется преимущественно в церковных текстах и словосочетаниях:

   ​ – Божия Матерь

   ​ – Божия благодать

   ​ – Божия помощь верующим

   ​ Слово «божья» относится к общелитературной лексике, характеризует предметы и явления более приземлённые, чаще встречается в устойчивых сочетаниях:

   ​ – божья тварь

   ​ – божья коровка

   ​ – птичка божья

   ​ То же различие справедливо для некоторых других форм прилагательного Божий:

   ​ – муж. р., род. п.: Божьего и Божия,