К себе возвращаюсь издалека... - Майя Анатольевна Ганина

Понятно.

Скорей бы отсеивались пассажиры: везем геологов, лимнологов, еще кого-то. Скорей бы утряслись люди: в толпе не видно лиц.

Взял-таки Семенов пассажиров, за которых хлопотал пьяный. Оказалось, что это муж с женой и девочкой едут к брату в Богульдейку: у брата не то потерялся в тайге, не то утонул мальчик, надо помочь.

— Такое дело, ладно, — сказал Семенов.

Утряслись, отсеялись. Едем уже пять часов. Разошелся верховик — главный байкальский ветер, дующий вдоль его котловины с севера на юг, а точнее для этих мест, с востока на юг. Катер здорово кидает, волна летит через нос на палубу. Я сижу над машинным отделением, здесь качает меньше.

Константин Константинович устроился на крыше кормового кубрика. Ссутулился, нахохлился, большие навыкате голубоватые глаза напряженно смотрят в себя, а на лице застенчиво-вежливая улыбка: «Да нет, я здесь, я нужен — пожалуйста!»

Я протягиваю блокнот, где выписаны цитаты из книги Константина Константиновича «Гидрохимия озера Байкал», прошу растолковать непонятное. Константин Константинович надевает очки.

— Да, это вы верно списали, что?

В техникуме у меня по химии всегда была не твердая тройка. Я прошу Константиныча прочесть мою «химическую главку»: как бы мне не сделать его именем «открытий», претендующих на мировую сенсацию…

— Ничего, я привык. Мне одна корреспондентка приписала, что я изобрел антикоррозийное покрытие для судов, которым с успехом пользуются на Байкале. Я не обижаюсь…

— Ничего себе!

— А мы с ней разговаривали о том, что в силу своей малой минерализации байкальская вода действует разъедающе на металл, на бетонные сооружения. Ну, она сделала практический вывод, опередив, правда, значительно события. Вот тут как раз могла получиться мировая сенсация. Но обошлось…

Все-то он знает, о чем ни спросишь: о байкальской водичке, о рыбе, о планктоне, о разных версиях происхождения байкальской котловины, об удивительном озере Танганьика и о художнике Дубовском, писавшем закаты, похожие на тот, что перед нами. Сравнивает атлас Дриженко, составленный в начале века, с тем, который несколько лет назад составило Восточно-Сибирское пароходство.

— Пересчитали футовую систему — и все! — поддерживает его капитан. — Перепутали названия, места отстоя! Кабаний нос — место отстоя от верховика! И Каторжанка! А там больше всего бьет… Дриженковский — это был атлас: глубины, места отстоя — точно все.

Я спрашиваю, есть ли в Байкале «тяжелая вода», как предполагал Верещагин. Константин Константинович отвечает, что есть, но не дейтерий, а тяжелый кислород.

Зовут ужинать. Повариха наша — худая, лет под пятьдесят, крикливая, бывалая, огненно-рыжая. Готовит хорошо и чистоплотно, что так редко и так трудно в этих условиях. Она наливает всем крепкого кирпичного чаю, а капитану просто воды.

— Вы почему с заваркой не пьете, Василий Васильевич?..

— А зачем ее пить?.. Вода — она вода и есть, а заварка зачем?

В принципе я с ним согласна. Байкальская водичка очень вкусная, имеет даже свой какой-то неуловимый аромат, не то что наша фильтрованная хлорированная из водопровода… Но все же другие-то с заваркой пьют! Непонятно.

Мне уже рассказывали в пароходстве, что капитан наш со странностями. В домино не играет, не пьет. Совсем не пьет!.. За это его многие не любят, а кое-кто из команды жалуется, что с Семеновым «трудно» работать.

Между прочим, когда подходили к Богульдейке, пассажир, едущий к брату, принес пол-литра водки и пол-литра «красного». «Спасибо, что подвез, выпьем давай?» — «Не пью». — «Не пьешь?!. Так куда ж я ее?» — растерялся парень. «Куда? Как принес, так и унесешь. Тяжело, что ли?» Денег за провоз Семенов с них тоже не взял, приведя тем самым пассажиров в окончательное недоумение.

— Да вы кержак, что ли?

— Кто?

— Ну старообрядец…

— Здесь их семейскими зовут, — подсказывает Константин Константиныч. — Политических по одиночке выселяли, а старообрядцев семьями. Семейские.

— Не с той политики смотрите! — сердится капитан.

4

Тишина.

Вода гладкая, масляно-сизоватая, покачивается, играет солнцем. Берега затянуло дымом: где-то горит тайга. Сладко пахнет кедровым стлаником. И тишина…

Неужто на свете бывает такое?..

Тишина.

И лоснится, плотно покачивается в берегах Байкал, полный, как глаз.

— Так бы и побежал вперед катера! — вздыхает Гошка и подмигивает мне. — Верно, штурман?

— Верно, — говорю я. Штурман так штурман.

Гоша Федоров наш боцман. Черноглазый и подвижной, как медвежонок, он везде успевает, до всего ему дело. И вечно на лице его улыбка, смешок. Гоше двадцать четыре года, но в нем еще столько от мальчишки! Вчера во время качки опрокинуло кастрюлю с компотом. Все жалели повариху, которой ошпарило ноги, а Гошка… компот!..

— Давай, штурман, на руль! — распоряжается Гошка. — Сейчас отходить будем.

— Какой сегодня Байкал гладенький, — посмеивается Константин Константинович. — А говорят, женщина в рубке — несчастье приносит! Утих ведь, старик… Или прикидывается?

— Просто я счастливая.

Правду сказать, не очень-то и счастливая, вернее, не очень везучая: все, что у других получается просто, у меня сложно. Однако с некоторых пор я решила говорить, что я везучая, а если что не так — это не от меня. Одна моя знакомая приучила себя к этому с детства. Даже когда им дали квартиру неподалеку от химзавода, она говорила всем, что район прекрасный, правда, рядом химзавод, но «дым не в нашу сторону…». В этом есть своя мудрость: какое дело людям до твоих неудач и неприятностей? Люди любят везучих, с ними легче, чем с нытиками-неудачниками. Дым не в нашу сторону. И все.

— Просто я везучая, — повторяю я. — Постояла на руле, вот Байкал и утих!

Вчера капитан спросил, как мне нравится Байкал, не кажется ли слишком сердитым, не укачивает ли. Я ответила, что катер хорошо «отыгрывается» на волне, хорошо идет, и поэтому при любой погоде находиться на нем — сплошное удовольствие.

Мне рассказывали, что во время зимнего ремонта Семенов переделал катер по собственному плану. Приварил ему новый тяжелый киль для хорошей остойчивости, переделал корму, чтобы лучше волну резала, поставил добавочный мотор в восемьдесят сил на случай, если выйдет из строя главный. Эти новшества опять не пришлись по вкусу многим в пароходстве, тем более что за зимний ремонт команду катера премировали: «Что, у нас и есть только «Москвич» да Семенов? Все премии им!», «Испортил катер…»

Испортил не испортил, но «Москвич» действительно очень хорошо идет. На двух моторах он дает двадцать три узла, почти поднимаясь над водой, легкий, как глиссер… Среди институтских катеров скорость у него самая высокая. И пожалуй, самое надежное сочетание на Байкале — Семенов и «Москвич». Недаром, когда приезжал Фидель Кастро, по Байкалу его возил Семенов на «Москвиче»…

Я беззастенчиво льщу Василию Васильевичу в