Башни Ангкора - Борис Павлович Виноградов

Чиновники из ЮНИСЕФ и Международного Красного Креста, приезжавшие в Пномпень, при встречах с нами в гостинице «Самаки», где сосредоточены представительства этих организаций, жаловались, что не могут найти управу на полпотовских разбойников и мародеров.

— Судите сами,— говорили они,— в лагере «Макмун», например, непосредственно до беженцев доходит только 13 процентов поставляемого нами через Таиланд продовольствия и медикаментов. Остальное прикарманивают молодчики Ван Сарана, бывшего командира полпотовской дивизии и нынешнего начальника лагеря.

Член американского конгресса миссис Холдерман, посетив в ноябре 1979 года ряд лагерей вдоль таиландско-кампучийской границы, не могла сдержать возмущения: «Я видела этих наглых, отъевшихся на даровом питании солдат Пол Пота и рядом с ними голодных, просящих милостыню детей». Корреспондент агентства Франс Пресс Д. Вольф в Бангкоке рассказывал, что много раз был свидетелем, как продовольственная помощь попадала целиком в лапы «красных кхмеров», а потом появлялась на прилавках черного рынка.

— Мне было страшно находиться среди них,— говорил он при встрече с нами в клубе иностранных корреспондентов.— Для них нет ничего святого, единственный их интерес — украсть что-нибудь, продать, ограбить ближнего, изнасиловать женщину... Одним словом, «добытчики». Удивляюсь, как этот сброд мы принимаем до сих пор за «политическую оппозицию».

Иллюстрации

Монумент Независимости в центре Пномпеня.

Пномпень. Вид с крыши «Белого отеля».

Центральный рынок столицы — один из архитектурных шедевров кампучийского зодчего Ван Моливана.

Ступа на холме, откуда пошел город.

В аэропорту Почентонг.

Юные солистки ансамбля национального танца.

Пионерский слет.

Кампучийская мадонна. 

Кинопередвижники.

На полях Кампонгспы созрел рис.

МТС в Баттамбанге. Трактора готовятся к пахоте.

Жатва.

Продавец кокосов.

В деревне Нимит у границы с Таиландом ночью был артобстрел.

На Тонлесапе путина. На этих плотах живут семьи рыбаков.

В речном порту Пномпеня.

Кампучийские мастерицы славятся искусством изготовления разноцветных циновок. Их изделия — неотъемлемая часть убранства любого дома.

Деревенские музыканты.

Детская площадка в пномпеньском парке.

Велорикша — распространенный вид транспорта в кампучийских городах.

Первые свободные выборы. Перед началом голосования.

На территории Национального музея в воскресенье.

Ангкорват. Вид со второго яруса.

Галереи Ангкорвата, бывшие книгохранилища.

На подступах к храму.

Стены и башни священного Ангкорвата.

ЗА ПЕРЕЕЗДОМ через железную дорогу к западу от Сисопхона на месте бывшей сельскохозяйственной фермы Туолсамронг разместился пункт по приему возвращенцев. Начальник пункта Ун Сами, 30-летний человек, производящий впечатление убежденного аккуратиста благодаря своей манере вежливо и точно сообщать интересующие нас сведения, сказал, что сейчас в Туолсамронге находится 653 человека, из них 205 женщин и детей. Пункт создан в январе 1981 года и действует по сей день. Количество содержащихся в нем людей непостоянно. Трудно заранее планировать поток возвращающихся.

— Больше двух месяцев тут никто не задерживается,— учтиво разъяснял Ун Сами.— На этот срок и рассчитаны лекции, которые должны прослушать люди, долгое время не имевшие правдивой информации с родины или получавшие ее в искаженном виде. Ведь полпотовская пропаганда, радиостанция «Голос демократической Кампучии» изо дня в день пытались отравить их сознание, запугать, внушить мысль, что здесь их ждут голод, тюрьмы и каторга. Они распространяют небылицы о терроре, якобы царящем в НРК. Поэтому мы считаем необходимым сначала ознакомить людей с изменениями, происходящими в нашей стране, с политикой правительства. Кроме того, надо дать им возможность прийти в себя, оглядеться, найти родственников. Получив документы полноправных граждан НРК, они разъезжаются по провинциям и городам. Их обеспечивают запасом продовольствия на первое время.

Мы шли мимо длинных зданий (раньше, как мне сказали, в них размещались лаборатории селекционной станции) и заглядывали внутрь. На всем лежал отпечаток походного быта, неустроенности временного жилья. И личные вещи, и стянутые в тугие узлы зеленые пластиковые гамаки, вобравшие пыль чужих дорог, ставшие в Кампучии своеобразным символом изгнания и бродяжничества, коптящие на задворках очаги, взгляды, полные надежд и ожидания, несмелые еще, робкие, будто виноватые улыбки — все говорило о нелегкой судьбе этих людей. Им, наверное, и самим не верилось, что все самое худшее позади.

— Хотите с кем-нибудь из наших воспитанников побеседовать?— предложил Ун Сами.— Тогда пойдем в класс, где идут сейчас занятия по политграмоте.

Класс оказался под широким тентом, натянутым между деревьями, под которым на земле сидела аудитория. Преподаватель по конспекту читал лекцию «О задачах кампучийской революции», все проникновенно внимали его монотонному голосу. Ун Сами поднял одного из первого ряда и пригласил отойти с нами в сторону.

Перед нами стоял симпатичный парень, и как-то язык, наверное, не повернулся бы назвать его «полпотовцем», кем он был всего несколько дней назад. Слово-то приобрело ругательный оттенок. Зовут Пра Ян, 30 лет, родом из провинции Кампот. До 1975 года был студентом. Потом зачислили в армию, работал на восстановлении нефтеперерабатывающего завода в Кампонгсаоме, разбитого американской авиацией в мае 1975 года, потом снова стал солдатом... Видно было, что парень говорил не таясь, но мне как-то трудно было однозначно определить его, что называется, социальную принадлежность.

— Дело в том, что Пол Пот перемешивал нас то и дело. Бросали из одного района в другой, переводили в рабочие, заставляли пахать землю, убирать урожай,— растолковывал Пра Ян.— Полпотовская армия