О воле в природе - Артур Шопенгауэр

чернозема в мельчайших расщелинах камней. Корни растений плотною массой обвиваются вокруг питательной кости. Я видел один корень, которому дальнейшему врастанию в землю препятствовала старая подошва; он разделился на столько нитей, сколько было в подошве дырок, посредством которых она была прежде сшита; но как только эти нити одолели препятствие и проросли сквозь дырки, они снова соединились в один корень». На стр. 87 он говорит: «Если правильны наблюдения Шпренгеля, то (растениями) воспринимаются даже отношения, посредствующие тому, чтобы достигнуть этой цели (оплодотворения); именно пыльники дикой чернушки нагибаются книзу, чтобы стряхнуть свою пыльцу на спину пчелы; затем сгибается таким же образом пестик, чтобы принять ее со спины пчелы».

Прибавление к 3-му изданию.

2 Наконец, сюда же относится и очень своеобразное толкование, предлагаемое французским академиком Бабине в статье о временах года на планетах (“Revue des deux Mondes”[97] от 15 января 1856 г.); суть этой статьи я сейчас изложу в переводе. Цель автора, собственно, заключается в указании ближайших причин того известного факта, что хлебные растения родятся только в умеренных климатах. «Если бы рожь не должна была непременно отмирать на зиму, а была растением зимующим, то она не стала бы давать колоса и, следовательно, не давала бы жатвы. В жарких странах Африки, Азии и Америки, где зима не убивает хлебов, их растение произрастает так же, как у нас трава: оно размножается ростками, всегда зелеными, и не дает ни колосьев, ни семян. В холодном же климате организм растений, каким-то непостижимым чудом, по-видимому, предчувствует необходимость пройти чрез состояние семян, для того чтобы в холодное время года не погибнуть совсем. (L’organisme de la plante, par un inconcerable miracle, semble présentir la nécessité de passer par l’état de graine, pour ne pas périr complètement pendant la saison rigoureuse.) Аналогичным образом в тропических странах, например на Ямайке, хлебные растения доставляют те области, в которых бывает «сухое время года», т. е. время, когда все растения засыхают, так как здесь растение в силу того же самого органического предчувствия (par le même présentiment organique), при приближении времени года, в которое оно должно засохнуть, спешит высемениться, чтобы продолжать распложаться». В изложенном факте, который автор считает непостижимым чудом, мы узнаем проявление воли растения в ее высшей потенции, так как в данном случае она выступает как воля рода и по аналогии с инстинктами некоторых животных принимает меры на будущее время, не руководясь в то же время сознанием этого будущего. Мы видим, что растение в приведенном примере прибегает в жарком климате к таким сложным мероприятиям, на которые вынуждал его климат только холодный; то же в аналогичных случаях делают и животные, именно, пчелы, о которых Леруа в своей превосходной книге “Lettres philosophiques sur l’intelligence des animaux” (в 3-м письме, стр. 231) сообщает, что привезенные в Южную Африку, они в первый год, как и у себя на родине, собирали мед и строили свои соты; но когда они мало-помалу узнали, что в этой стране растения цветут круглый год, они бросили свою работу. Изменение способа размножения у хлебных растений имеет себе аналогии и в мире животных – именно в травяных вшах, давно знаменитых своим анормальным распложением. Известно, что они распложаются без оплодотворения на протяжении 10–12 поколений – именно путем особого рода ововивипарного процесса. Так это продолжается целое лето, но осенью являются самцы, начинается оплодотворение и кладутся яйца, как зимние квартиры для всего вида, потому что только в такой форме он может переносить зиму.

Прибавление к 3-му изданию.

3 Ср. «Мир как воля и представление», т. 2, глав. XXII: «Объективное рассмотрение интеллекта».

4 Так одни вещи проливают свет на другие.

5 «Меж двух равно манящих яств, свободный // В их выборе, к зубам бы не поднес // Ни одного и умер бы голодный» (Данте. «Рай», песнь IV, 1–3; пер. М. Лозинского).

Физическая астрономия

Ни для одной из частей моего учения я не мог меньше надеяться на подтверждение со стороны эмпирических наук, чем для той, которая основную истину, что кантовская вещь в себе – воля, применяет и к неорганической природе и действующее во всех основных ее силах начало изображает как нечто безусловно-тождественное с тем, что мы познаем в себе как волю. Тем более обрадовался я, когда один из выдающихся эмпириков, на моих глазах побежденный силою истины, пришел к тому, что в общем контексте своей науки высказал и этот парадоксальный тезис. Я имею в виду сэра Джона Гершеля в его “Treatise on Astronomy”, который появился в 1833 г. и дожил в 1849 г. до второго дополненного издания, под заглавием “Оutlines of Astronomy”[98]. Итак, в качестве астронома зная тяготение не только в той односторонней и, правду сказать, грубой роли, которую оно играет на земле, но и в том более благородном проявлении, которое выпало ему на долю в мировом пространстве, где мировые тела играют друг с другом, показывают взаимную симпатию и как бы ласкают друг друга глазами, но не доводят этой игры до грубого соприкосновения, а, сохраняя надлежащую дистанцию, под музыку сфер благопристойно танцуют свой плавный менуэт, – сэр Джон Гершель в 7-й главе, в § 371 первого издания, приступая к изложению закона тяготения, говорит следующее: «Все известные нам тела, если их поднять на воздух и потом тихонько опустить, падают на поверхность земли по линии к ней перпендикулярной. Следовательно, их побуждает к этому какая-то сила или напряжение силы, являющееся непосредственным или косвенным результатом какого-то сознания и какой-то воли, которая где-нибудь да существует, хоть мы и не можем найти ее следов; эту силу мы называем тяготением». (“All bodies with which we air acquainted, when raised into the air and quietly abandonned, descend to the earth’s surface in lines perpendicular to it. They are therefore urged thereto by a force or effort, the direct or indirect result of a consciousness and a will existing somewhere, though beyond or power to trace, which force we term gravity”1.)

Рецензент Гершеля в Edinburgh’ Review, октябрь 1833 г., в качестве англичанина озабоченный паче всего тем, чтобы не пострадал рассказ Моисея2, приходит от этого места в большое смущение, справедливо замечает, что здесь очевидно говорится не о воле Всемогущего Бога, воззвавшего к бытию материю со всеми ее свойствами, ни за что не хочет признать самого тезиса и не находит, чтобы он вытекал из предыдущего параграфа, которым Гершель его обосновывает. Я, положим, держусь того мнения, что оспариваемый тезис несомненно вытекает из предыдущего параграфа (ибо происхождение известного