Культурный переворот в Древней Греции VIII—V вв. до н.э. - Александр Иосифович Зайцев

Участие в общегреческих играх требовало прежде всего много свободного времени. Дело заключалось даже не столько в том, что, например, в Олимпии атлеты собирались за месяц до начала игр, а взрослым атлетам была вменена в обязанность предварительная годичная тренировка у себя на родине (Paus. V, 24 sq.).[485] В действительности шансы на победу имел лишь тот, для кого физические упражнения были главным в его жизни (см., напр.: Philostr. Gymn. 43; ср. Hor. Ars р. 412 sq.).[486]

Хотя победа могла повлечь за собой и материальные выгоды, еще во времена Пиндара карьеру атлета характеризовали δαπάνα — расход и πόνος — труд (Ol. V, 15; Isthm. VI, 10).[487] Сама победа прежде всего вела к новым расходам[488] — на угощение,[489] на посвящение, предпочтительно со статуей,[490] наконец, на дорого стоивший эпиникий (см. Schol. Pind. Nem. V, 1).

Платон рассказывает о воздержанности атлетов прежних времен, готовых на любые самоограничения во имя победы.[491] Клитомах, пан-кратиаст III в. до н. э., избегал, как передают, даже соблазнительных разговоров и зрелищ.[492] В Олимпии атлеты должны были собственноручно очистить стадион перед состязаниями (Ath. 518 d; Theocr. IV, ΙΟ).[493]

Напряжение, с которым был связан агон и подготовка к нему (ср. Philostr. Gymn. 11; Arr. Epict. Diss. III 15, 3-4), отразилось и в общегреческом словоупотреблении.[494] Как справедливо отмечает Г. Берве, именно поэтому слово αγωνία получило со времен Демосфена (см., напр.: Dem. 18, 33) значение «напряжение», «страх», а слово άθλιος, встречающееся уже у Антифонта (I, 30) и Еврипида (напр.: Alc. 1043), имеет не только этимологически обоснованное значение «обремененный борьбой», но чаще — более широкое «обремененный трудами, страданиями», «несчастный», а затем и «скверный»,[495] так что игру слов αθλητής — άθλιος (атлет — несчастный) охотно использовали критиковавшие греческую агонистику киники и стоики.[496]

Участие во многих видах состязаний было сопряжено с серьезной опасностью.[497] Если в конских ристаниях гибли и получали увечья возницы или наездники, а не соревнующиеся владельцы лошадей, то борьба, кулачный бой, панкратий,[498] соревнования в метании диска или копья были сопряжены с риском для самих состязающихся (Dio Chrys. XXXI, 22),[499] вплоть до возможности смертельного исхода.[500] Традиция сохранила нам, в частности, факты гибели Аррахиона (или Аррихиона) во время состязания в панкратии на Олимпийских играх 564 г. до н. э. (Paus. VIII, 40, 1-2; Philostr. Imag. II, 6; Gymn. 21) и Кревга в кулачном бою на Немейских играх 401 г. до н. э. (Paus. VIII, 40, 3-5), причем оба были провозглашены победителями.[501] Аристотель отмечает, что победа в Олимпии в юношеском возрасте требовала столь напряженных тренировок, что лишь очень немногие из победителей-юношей делались затем олимпиониками в категории взрослых (Pol. 1338 b 40 sqq.).[502]

В общественном сознании Греции архаической эпохи складывается шкала ценностных ориентации, согласно которой агонистические успехи, и особенно победы на общегреческих играх, оказываются в числе наиболее предпочитаемых жизненных целей. Так, в посвятительной надписи самосцев в Олимпии атлетические достижения были поставлены в один ряд с морской мощью (Paus. VI, 2, 4). Тарентские аристократы V в. до н. э. стремились увековечить в первую очередь свои атлетические успехи.[503] Ипполит у Еврипида говорит о своем желании быть первым только в состязаниях, а в государстве оставаться на втором месте (Hipp. 1016-1018).[504] Детям в Греции нередко давали при рождении имена, связанные с атлетикой и агонистикой (типа Εϋαθλος, Όλυμπιονίκης <!>, Καλλίνικης, Ίππόνικος и т. п.[505] и даже Δισ-ολυμπιονίκης[506]).

«Сонник» Артемидора, значительная часть содержания которого традиционна,[507] уделяет большое внимание сновидениям, связанным с агонами,[508] что должно как-то отражать характер реальных сновидений греков. Атлетика и агоны мифического прошлого и современности были одной из важнейших тем греческого искусства.[509] Об атлетике и об агонах писались многочисленные книги.[510] Когда греческая историография подошла после 300 г. до н. э. к задаче создания единой хронологической схемы, список победителей на Олимпийских играх оказался и самой надежной, и не казавшейся никому неуместно искусственной основой для общегреческой хронологии. Басня (Aesop. N 254 Hausrath = Ν 226 Perry) и вазовая живопись изображают даже животных, состязающихся в беге.

Автор посвященной Гекате вставки в «Теогонию» Гесиода, пытающийся превратить ее в универсальное божество,[511] сообщив о том, что Геката дает победу в войне тем, кому пожелает (ст. 431-433), затем посвящает четыре стиха (435-438) тому, как Геката помогает одержать победу в атлетических состязаниях.

Агон почитался как божество. Изображение Агона в числе других божеств было выставлено в Олимпии в V в. до н. э. (Paus. V, 26, 3). Рельеф в Олимпии работы Колота с изображением Агона рядом с Аресом среди других божеств также упоминает Павсаний (Paus. V, 20, 1). Маленький остров Пепареф в V в. до н. э. чеканил тетрадрахмы с изображением крылатого Агона.[512] Статуя Агона, изображенного в виде юноши, работы известного скульптора II в. до н. э. Боэта Халкедонского, была найдена в корабле, затонувшем в древности у берегов нынешнего Туниса.[513]

На время Олимпийских игр греческие государства должны были прекращать военные действия, которые могли бы нарушить нормальный ход игр. Хотя это правило неоднократно нарушалось,[514] никто его никогда не оспаривал.

Невозможно привести здесь все данные о том, какую славу снискивали себе победители в общегреческих агонах.[515] В ряде свидетельств делается акцент на том, что эта слава не померкнет и после смерти атлета.[516] Родной город осыпал победителя всяческими почестями и привилегиями.[517] Победителей встречали на родине с необыкновенной торжественностью (Vitr. IX, Praef.; Ael. VH XII, 58). В Акраганте, по словам Диодора, при встрече олимпионика Экзайнета в процессии участвовало 300 повозок, запряженных белыми лошадьми (XIII, 34). Ряд городов, встречая олимпионика, срывал часть городской стены, чтобы торжественно пропустить процессию победителя в город через брешь.[518] Чтобы показать, с каким ликованием встретили спартанского полководца Брасида жители Скионы, Фукидид не находит более сильного выражения, чем сравнение со встречей атлета (IV, 121).[519] Впрочем, и в самом месте соревнований толпа могла вынести победителя со стадиона на руках (Dio Chrys. IX, 14, 15). По мнению