Я — матрос «Гангута»! - Дмитрий Иванович Иванов

деятелей «грубо, дико, зверски. Республиканская буржуазия преследует грязно, стараясь запачкать ненавистного ей пролетарского революционера и интернационалиста клеветой, ложью, инсинуациями, наветами, слухами и прочее и прочее»[29].

Как нельзя кстати приводились стихи Н. А. Некрасова:

Он слышит звуки одобренья

Не в сладком ропоте хвалы,

А в диких криках озлобленья.

Ленин с гордостью говорит о партии, объединившей в своих рядах сознательных рабочих: «…ей мы верим, в ней мы видим ум, честь и совесть нашей эпохи…»[30] Эти крылатые слова еще теснее сплачивали нас, матросов Балтики, вокруг ленинской партии.

С восторженным одобрением матросы встретили решение Центробалта о созыве II съезда представителей Балтийского флота. В один из дней на «Гангут» заехал участник съезда Владимир Полухин. Это был для нас настоящий праздник, Мы не виделись около двух лет. Все это время в экипаже много говорили о руководителе нашего подполья, которого неизвестно куда увезли после разгрома восстания. Беспокоились, как бы жандармы не разделались с ним.

Но вот он перед нами, в первый же день пребывания в Гельсингфорсе пришел на свой корабль: широкоплечий, сильный, с короткими усиками и острым взглядом. Все, кто участвовал в былых событиях, сбежались к нему и закидали его вопросами.

— Позвольте искренне поблагодарить вас, товарищи, — сказал он, — за стойкость при допросах. Никто не выдал меня и моих соратников, и потому мы отделались ссылкой по подозрению.

Владимир Федорович сообщил, что на острова Северного Ледовитого океана было направлено 62 участника гангутского восстания.

Он служил в Мурманске, на центральной телефонной станции морской базы, продолжал вести революционную работу. После февральской революции был избран членом Центрального комитета Мурманского укрепленного района (Центромур), возглавлял большевистскую часть его. В июне в связи с избранием его членом Центрального комитета Северного Ледовитого океана (Целедфлот) перебрался в Архангельск. Там встретился с Пронским и Андриановым, сосланными в дисциплинарный батальон. Вместе начали бороться с эсеро-меньшевистским засильем в губернском Совете.

— А теперь в Петрограде, член Центрофлота, — с улыбкой произнес он. — Как представитель этого органа, буду на вашем съезде. Правда, сторонники Керенского грозятся распустить съезд, но большевистская часть его в ответ заявляет: «Руки коротки! Нас матросы избирали, перед ними и в ответе».

— Правильно! — подхватили гангутцы.

Владимир Федорович интересовался делами на линкоре, здоровьем участников восстания, вернувшихся после февральской революции на корабль. Дмитрий Лагутин рассказал о последних днях Мазурова, стойкого, мужественного бойца, не выдавшего руководителя восстания. Он умер, будучи избитым в Петроградской пересыльной тюрьме. Кандалы сняли уже с мертвого.

— Ах, Паша, Паша, буйная головушка! Честно и открыто рвался ты к свободе, — тихо произнес Полухин и опустил голову.

Все мы встали и минуту помолчали.

Полухин одобрил активную работу Дмитрия Круглова и Ивана Левина в комиссии по изучению следственных документов, связанных с восстанием «Гангута». Одобрил он и инициативу по разоблачению Савина и других доносчиков.

Мы рассказали Полухину и о том, что Центробалт дает гангутцам важные поручения. Совсем недавно наш отряд под командой Куковерова на станции Рихимяки произвел арест фрейлины Вырубовой, которая при содействии Керенского пыталась улизнуть за границу с группой царских сановников. Рассказали и о том, как красный флаг поднимали, что все мы поддерживаем курс на вооруженное восстание.

— Так и будем держать, товарищи, — сказал на прощание Владимир Полухин. — Наша победа уже не за горами.

Памятен день открытия II съезда. Мы, матросы, свободные от вахт и дежурства, вышли на построение. Раздалась команда:

— На революционный парад, шагом марш!

От дружного шага вздрогнула мостовая. Духовой оркестр грянул «Смело, товарищи, в ногу», и колонны двинулись вдоль набережной. Над головами реяли красные знамена.

На палубе яхты «Полярная звезда» стояли делегаты съезда — более ста двадцати моряков, съехавшихся со всей Балтики — из Петрограда, Кронштадта, Ревеля, Або, Ганге-Лапвика. Среди делегатов узнаю сгорбленную фигуру Антонова-Овсеенко с его поблескивающими очками. Павла Дыбенко, отпустившего в тюрьме бороду, и Полухина, выделявшегося своей атлетической фигурой. Взмахами рук делегаты приветствуют боевые колонны. А матросы еще выше поднимают транспаранты со словами, выражавшими волю Балтики: «Власть Советам!», «Земля крестьянам!», «Долой войну!».

Наш парад — внушительная опора съезду. Вид колонн как бы говорит: «Берегитесь, враги революции! Мы готовы вступить в единоборство с Временным правительством».

За пять лет службы я был участником многих парадов. Обычно готовили нас к торжественному маршу страшно долго, изводили муштрой до того, что матросы, случалось, падали изможденными. Этот же парад, можно сказать, явился экспромтом. Но зато люди шли с каким-то особым подъемом. Каждый матрос понимал, что нынешний парад имеет не только военный, но и политический смысл. Чем ровнее строй, чем четче и дружнее шаг, тем сильнее наша верность революции, тем выше наша готовность к свержению ненавистного Временного правительства. Оттого и шли как никогда.

На следующий день газета «Прибой» опубликовала резолюцию съезда представителей Балтийского флота об отношении к Демократическому совещанию, Предпарламенту, коалиционному правительству и с требованием созыва Всероссийского съезда Советов. Она заканчивалась требованием: «Петроградскому Совету рабочих и солдатских депутатов взять на себя инициативу созыва Всероссийского съезда Советов, который и должен взять власть в свои руки…» Резолюцию подписали председатель съезда Дыбенко и секретарь Викторский[31].

На пятый или шестой день работы съезд вынес на обсуждение вопрос о комиссарах Центробалта в штабах, на военных кораблях и в армейских частях. Составленная при участии Антонова-Овсеенко инструкция для комиссаров отражала главное требование — неустанный партийный контроль за деятельностью командиров и начальников, предписывала, что именно должен делать комиссар.

Инструкция вменяла в обязанность комиссару «сохранять в строгой тайне все секретные предписания, касающиеся военно-оперативной части». Неисполнение этого пункта влекло за собой «предание суду как изменника революционному народу».

Созданный институт военных комиссаров сыграл громаднейшую роль в сплочении матросских коллективов, в привлечении старых военных специалистов к службе в армии и на флоте. Сотни бывших царских офицеров вначале с нескрываемым недоверием смотрели на комиссаров. Но когда убедились, что те заботятся о боеспособности частей, укреплении железной воинской дисциплины, восстанавливают пошатнувшийся авторитет военных специалистов, многие из них стали честно служить народу.

В разгар работы II съезда моряков Балтики стало известно, что немецкий флот готовится напасть на нас с целью овладения Рижским заливом. Члены Центробалта и многие делегаты съезда сразу же отправились на корабли и в сухопутные воинские части, туда же были назначены комиссары.

Началась Моонзундская операция, длившаяся восемь дней. Ныне она подробно описана в исторической литературе, а также в романе Валентина Пикуля «Моонзунд». Поэтому нет надобности описывать ее ход. Стоит указать лишь на то, что все мы рвались