Очень хороший и очень дурной человек, бойкий пером, веселый и страшный... - Константин Сивков

она проделала это много раз. Затем она представила ей герцога и герцогиню Мекленбургских{186}, приехавших вместе с ними, а также и сопровождавших их 400 дам, из которых состояла ее свита; собственно говоря, все они были горничными, кухарками и прачками, каждая из них имела на руках богато одетого младенца и на вопрос, чей это ребенок, отвечала, отвешивая низкий поклон, как это принято в России, что это дитя у нее от царя. Королева не удостоила этих женщин и взгляда. Тогда царица, как бы отплачивая ей за это, обошлась весьма высокомерно с немецкими принцессами, но король после некоторых переговоров заставил ее все-таки поклониться им.

Я увидела этих гостей лишь на следующий день, когда они пришли к королеве; королева решила принять их в зале, где обыкновенно бывали большие приемы; она встретила их чуть ли не у входа во дворец, где расположена стража, и, взяв царицу за левую руку, повела ее в этот аудиенц-зал. За ними следовали король вместе с царем. Как только царь меня увидел, он тотчас же узнал меня, так как мы виделись уже пять лет тому назад. Он взял меня на руки и исцарапал поцелуями все мое лицо. Я била его по щекам и старалась изо всех сил вырваться из его рук, говоря, что терпеть не могу нежностей и что его поцелуи меня оскорбляют. При этих словах он громко расхохотался. Потом он стал беседовать со мной; меня еще накануне заставили выучить все, что я должна была сказать ему. Я говорила о его флоте, о его победах, и это привело его в восторг; он несколько раз повторил, что охотно отдал бы одну из своих провинций в обмен на такого ребенка, как я.

Царица тоже приласкала меня. Она была мала ростом, толста и черна; вся ее внешность не производила выгодного впечатления. Стоило на нее взглянуть, чтобы тотчас заметить, что она была низкого происхождения. Платье, которое было на ней, по всей вероятности, было куплено в лавке на рынке; оно было старомодного фасона и все обшито серебром и блестками. По ее наряду можно было принять ее за немецкую странствующую артистку. На ней был пояс, украшенный спереди вышивкой из драгоценных камней, очень оригинального рисунка в виде двуглавого орла, крылья которого были усеяны маленькими драгоценными камнями в скверной оправе. На царице было навешано около дюжины орденов и столько же образков и амулетов, и, когда она шла, все звенело, словно прошел наряженный мул.

Напротив, царь был человек высокого роста и красивой наружности, черты его лица носили печать суровости и внушали страх. На нем было простое матросское платье. Его супруга плохо говорила по-немецки и едва-едва понимала, что королева говорила ей; она подозвала к себе свою шутиху, княгиню Голицыну[78], чтобы поболтать с нею по-русски. Эта несчастная женщина согласилась исполнять шутовские обязанности ради спасения своей жизни; она участвовала когда-то в заговоре против царя и дважды подвергалась за это битью кнутом. Неизвестно, что она говорила царице, но та каждый раз разражалась громким хохотом.

Наконец все уселись за стол; царь занял место возле королевы. Как известно, в детстве его пытались отравить, отчего вся его нервная система отличалась крайней раздражительностью и легкой возбудимостью; он был к тому же подвержен частым припадкам конвульсий, которые не мог преодолеть. За столом с ним приключился один из таких припадков, а так как именно в тот момент он держал в руках нож, то так усиленно начал размахивать им перед королевой, что последняя перепугалась и хотела вскочить с места. Царь начал ее успокаивать, уверяя, что не причинит ей вреда; при этом он взял ее за руку и так крепко пожал, что королева взмолилась о пощаде. На это Петр, громко смеясь, заметил, что ее кости нежнее, чем у его Катерины.

После ужина должен был состояться бал, но царь, как только встали из-за стола, тайком улизнул и прошел пешком до самого Monbijou[79]. На следующий день ему показали все достопримечательности Берлина и, между прочим, собрание медалей и античных статуэток. Среди них была одна самая ценная в очень непристойной позе. Как мне потом стало известно, такими статуэтками в Древнем Риме украшали комнаты новобрачных. Царь очень любовался ею и вдруг приказал царице поцеловать ее. Она не захотела; тогда он рассвирепел и крикнул ей на ломаном немецком языке: «Ты головой заплатишь за свой отказ!» Как видно, он собирался казнить ее, если она ослушается его. Царица в испуге поцеловала статуэтку. Царь, нисколько не церемонясь, выпросил у короля как эту статуэтку, так и несколько других. Ему также понравился дорогой шкаф из черного дерева, за который король Фридрих I заплатил огромные деньги, и он увез его с собой в Петербург к всеобщему отчаянию.

Наконец, через два дня, весь этот варварский двор покинул Берлин. Королева поспешила в Monbijou, где все выглядело словно после разрушения Иерусалима. Никогда ничего подобного не было видано! Все до того было испорчено, что королеве пришлось заново перестроить весь дворец.

Эпизод из посещения Берлина Петром Великим, рассказанный маркграфиней Вильгельминой Байрейтской{187} в ее мемуарах // Голос минувшего. 1913. № 9.

* * *

В Кракове я находил себе единственную отраду в том, что бывал у епископа Залусского, ученого прелата, имевшего всесторонние познания и всевозможными способами старавшегося приносить пользу своему народу. Я часто обедывал с ним вместе, и всякий раз он обогащал ум мой замечательными и любопытными рассказами.

Помню, он часто говорил мне о Петре Великом, которого он лично знал. Вот один из его рассказов. Император был проездом в Кракове и навестил одного священника, которого он удостаивал своей дружбы. Он очень огорчился, увидав священника больного в постели. У священника была рана на ноге. Осмотрев ногу, Петр в одну минуту бросился на колени и начал высасывать рану, говоря больному: «Ты не выздоровеешь, если не прикажешь кому-нибудь из слуг твоих, чтобы он тебе это делал».

Можно судить, как удивлен и смущен был священник подобным человеколюбивым поступком. Впоследствии он сам рассказывал о том епископу Залусскому, в то время еще очень молодому человеку.

Караччиоли Л.-А.{188}. Анекдот о Петре Великом //

Русский архив. 1867.

* * *

Царица Наталия Кирилловна, мать героя нашего, в вешнее время посещала монастыри, и при переезде чрез один ручеек, от наводнения сделавшийся нарочитою рекою, имея пятилетнего своего сына на руках спящего, и сама несколько