Нефть и мир. «Семь сестер» – дом, который построил Джон - Леонид В. Крутаков

основе нового источника энергии (энергетическая плотность нефти раздвинула кредитный горизонт). К 1873 году поток «обещаний» многократно превысил (пережег внутри себя) объем сбережений, превратив инвесторов (Англия и Европа) в должников, а заемщика (Америка) – в кредитора.

Время стало торгуемым финансовым активом, обрело цену в параметрах модели. Стало измеряться в затратах (учет эффектов роста через рост расходов). Проще говоря, чем дальше экономика забирается в будущее (уровень кредита), тем шире и глубже пространство долга (объем обязательств), тем сильнее модель мотивирована (заряжена на экспансию). Тем она эффективней, в логике самой модели, и разбалансированней, в логике термодинамики.

Это и есть тот системный изъян, который приводит модель к периодическим сбоям. Долгая депрессия была первым из них – лопнул пузырь завышенных (необоснованных, заведомо неисполнимых) обязательств. Теоретическое обоснование причин Долгой депрессии (теория долговой дефляции Ирвинга Фишера, «чрезмерное жизнелюбие» в терминологии Алана Гринспена. – Л. К.) появится много позже – в 1933 году, после повторного сбоя системы (вторая Великая депрессия).

В своей теории главной причиной второй Великой депрессии Фишер называет фактор времени – рост реальной стоимости долга в настоящем по сравнению с его заявленной (фиктивной) стоимостью, номинированной в планируемых доходах будущего (общий объем корпоративного кредита плюс процентная ставка по нему). Если совсем упрощенно, то причина в переоценке (завышенной оценке) прибыльности будущего (недооцененность затрат, недофинансирование).

Все, как в описанной Джеймсом Родсом картинке спекулятивного бума («всеобщее делание денег») перед началом первой Великой депрессии в 1873 году. Слишком щедрые обещания были выданы, слишком высокие ожидания были сформированы, слишком радужные перспективы были нарисованы.

Кредитный пузырь лопается тогда, когда становится очевидным, что в прогнозе будущего («ожидаемый градиент») проектантом (кредитор) допущена ошибка. Долг оказывается непомерным, обязательства – необеспеченными, надежды – неоправданными, обещания – необоснованными, перспективы – неопределенными. Стоимость будущего резко подскакивает по отношению к его цене, зафиксированной кредитом в настоящем, превращая инвестиции в убытки.

Будущее буквально теряет цену, становится неопределяемым (бесценным), поднимая ставки в настоящем. Обесценивание будущего требует списания долга (дефолт). Первыми под удар попадают долги 2-го уровня (деривативы первичного долга). Цена банковских активов (залоги) падает, кредит лишается своего обеспечения (рост реальной стоимости по отношению к заявленной), запускается серия банкротств, рушится фондовый рынок. Потребительское кредитование прекращается, потребление (расходы, ВВП) падает, двигатель модели глохнет.

Точкой отсчета долговой дефляции служат гособязательства (национальная валюта, гарантии исполнения долга). Будущее теряет свою цену по отношению к стоимости государственного долга. Государство – эмитент долгов 1-го уровня, системообразующий экономический актор, базовый субъект рынка, опорный кредитор, институт обеспечения связности модели. Здесь важно понимать, что гарантом по долгам 1-го уровня выступают не Центробанк и не валютный рынок (торг).

Гарантом любого долга выступает его эмитент, уровень ответственности которого (кредитное обеспечение) определяется его возможностями по урегулированию долга, включая силовой ресурс. В случае с национальными обязательствами гарантом выступает весь репрессивный аппарат государства, который не допускает создание иного «ожидаемого градиента» (альтернатива утвержденному будущему). Согласно Лефевру, не допускает интерпретации настоящего, изменяющей установленное (многократно закредитованное на 2-м уровне) общее будущее.

Валютный рынок (мир свободно конвертируемых валют) – это площадка для торгов долгами 1-го уровня (государственные обязательства). Конструкт «золотой комнаты» Джея Гулда и Дж. П. Моргана, воплощенный на межгосударственном уровне. Отдав функцию контроля межграничного движения капитала (потенциалы роста, оценка национального будущего) на некую торговую площадку, государство тем самым ставит на кон национальный проект, снимает с себя ответственность за конечный результат. Центробанк здесь выступает не как орган национального регулятора, а как контрагент (служитель) валютного рынка.

Теория долговой дефляции Фишера противоречит господствующей в мировой экономической мысли теории равновесности, которая постулирует: если убрать из процесса государство (отключить регуляторику рынка), то спрос, предложение и цена гармонизируют сами себя. Субъектность (готовность и способность противостоять среде) тут рассматривается как помеха рыночному уравновешиванию.

Так оно и есть, но есть проблема. Заключается проблема в том, что уравновешивание (бессубъектное развитие) открытой макросистемы означает ее упокоение (усмирение, смерть). Именно субъектность создает социум как макросистему – способ (модель) преодоления энтропии (природное стремление к равновесию, осознаваемое человеком как хаос). То есть адепты свободы рынка рассматривают рыночную энтропию не как хаос, а как порядок высшего уровня (высшего по отношению к социально организующему порядку).

В книге The Debt-Deflation Theory of Great Depressions, доказывая несостоятельность теории равновесности (рыночная энтропия), Фишер укажет: «Предполагать, что переменные в экономической организации или какая-либо их часть будут оставаться на месте (в совершенном равновесии) в течение сколько-нибудь длительного периода времени, так же абсурдно, как предполагать, что Атлантический океан может существовать без волн»[98].

А опережая сентенцию Гринспена о «чрезмерном жизнелюбии», Фишер в той же работе напишет: «Я полагаю, что чрезмерная самоуверенность редко приносит какой-либо сопоставимый вред, за исключением тех случаев, когда она загоняет своих жертв в долги»[99]. Справедливости ради надо сказать, что не Фишер первым ввел в экономическую теорию показатель времени как базовый параметр рыночного ценообразования.

Первым с концепцией «межвременного выбора» был Джон Рэй. В работе 1834 года «Новые принципы политической экономии» (переиздана в 1905 году под названием «Социологическая теория капитала») Рэй вернул (так точнее) экономике координату времени, которая определяет относительную ценность одного и того же товара/услуги в разные периоды их приобретения/предложения[100].

Новаторство Рэя было не в том, что он вновь развернул экономику во времени. Рэй социализировал закон спроса и предложения в противовес плоскостной (если можно так сказать, материалистической) концепции рынка Адама Смита. Помимо хронологической линейки (измеряется сегодня процентной ставкой), «межвременной выбор» включает в себя шкалу интеллектуальных изменений (новое знание, осознанность, целеполагание, ментальность).

Иными словами, время меняет не только условия и актуальность выбора («Коня! Полцарства за коня!»). Меняется субъект, делающий выбор/покупку в разные периоды своей жизни (духовный рост или регресс, смерть или ее близость, в конце концов). Тут у теории равновесности возникает неразрешимая проблема. Дело в том, что изменение качественных (субъективных) параметров выбора не поддается количественному измерению, не объективируется.

Внутренний дуализм концепции Рэя станет основой для двух принципиально противоположных экономических школ: количественно-математической (монетаризм) и неортодоксальной австрийской (субъективизм).

Фишер, опираясь на Рэя, разработает теорию процентных ставок, определяющих цену будущего (эконометрика), и положит начало монетаризму. Основатель австрийской школы Карл Менгер, создавая теорию нетрудовой стоимости (определяется не затратами, а предельной полезностью – жизненная необходимость), Рэя не упоминал. Но Ойген фон Бём-Баверк (прямой последователь Менгера) в своих работах дань уважения Рэю отдаст.

Рэя считают основоположником теории эндогенного (внутреннего, без экспансии и поглощений) роста. В смешении с идеями монетаризма эта теория эволюционировала в такие конструкты, как экономика знаний или инновационная экономика (сегодня – цифровая экономика). Человечество упорно стремится