Советская матрица - Сергей Георгиевич Кара-Мурза

противоречия в рамках официально принятого в качестве идеологии учения не удавалось. Отказаться от учения было невозможно и по субъективным причинам – правящая партия и практически вся интеллигенция были воспитаны в марксизме, и по соображениям политической целесообразности. Не было возможности и разработать новую систему обществоведения, способную заменить марксизм.

В результате в 50-е годы была принята политэкономия советского социализма как «квазирыночной» системы – теоретическая модель, явно неадекватная хозяйственной реальности. Когда правительство Н.И. Рыжкова в 1989–1990 гг. подрывало своими законами советскую экономическую систему, оно не понимало, к каким последствиям это поведет. Обучение политэкономии социализма в высшей школе и в системе массового политического образования имело огромный идеологический эффект. Как только, после смерти Сталина, в официальную догму была введена трудовая теория стоимости, стало распространяться мнение, будто и в СССР работники производят прибавочную стоимость и, следовательно, являются объектом эксплуатации. Следующим (логичным и неизбежным) шагом, уже вопреки официальной идеологии, стало «открытие» и класса эксплуататоров – государственных служащих (номенклатуры). Сами того не зная, люди сдвигались к принятию антисоветской концепции Троцкого.

Вся доктрина советского хозяйства исходила из ошибочного положения. Политэкономия представляет хозяйство как равновесную машину, которая работает на основе купли-продажи. Но есть и другие типы хозяйства, при которых ценности и усилия складываются, а не обмениваются – так, что все участники пользуются созданным сообща целым. Таковым являются, например, хозяйство семьи или крестьянского двора. Таковым было и советское плановое хозяйство. Именно сложение ресурсов без их купли-продажи позволило СССР после колоссальных разрушений 1941–1945 гг. быстро восстановить хозяйство. В 1948 г. СССР превзошел довоенный уровень промышленного производства – можно ли это представить себе такое в нынешней Российской Федерации?

Почему мы этого не видели? Потому, что из политэкономии мы заучили, что специализация и разделение – источник эффективности. Это разумное умозаключение приобрело характер догмы, и мы забыли, что соединение и кооперация – также источник эффективности. Какая комбинация выгоднее, зависит от конкретных условий. В условиях России именно соединение и сотрудничество были эффективнее, нежели обмен и конкуренция, – они и превалировали в хозяйстве. В этом была сила советской экономики, но это перестали понимать.

Часто говорят, что дефектом советского хозяйства было его огосударствление. Да, оно стало мешать некоторым направлениям развития, но его избыточность вовсе не была тяжелой болезнью строя, и тем более не она привела его к гибели. До заключительной фазы перестройки проблема собственности вообще не волновала сколько-нибудь значительную часть общества и не могла послужить причиной отрицания советского строя. Даже и сегодня поворота к частной собственности на главные средства производства в массовом сознании не произошло.

Советская система была очень эффективна по своим критериям. Сложные товары, на которые работала вся экономика, по отношению «цена – качество» были в мире вне конкуренции (примеры: оружие, алюминий, лекарства, метро).

Устойчив миф – отсталость сельского хозяйства СССР. Это миф идеологический, никаких внятных индикаторов и критериев для такой оценки никогда не было представлено, как не было и нормальной дискуссии специалистов. Исходя из личного знакомства с хозяйством западных феpмеpов, можно сказать, что если бы этих фермеров поставить в те же природные и pесуpсные условия, как колхозников (почва, машины, инфpаструктура, доpоги и т. д.), они пpоизводили бы намного меньше.

Это видно сегодня и по российским фермерам, которые все же гораздо лучше приспособлены к условиям России, чем западные. Переход сельского хозяйства России от советской системы к укладу западного типа привел к снижению производства в два раза, и за 15 лет после этого уровень советского времени не был достигнут и, вероятно, при нынешней системе не будет достигнут.

Вот ясный индикатор: колхозы обходились всего 11 тpактоpами на 1000 га пашни – пpи обычной для Евpопы ноpме 120 тpактоpов. В отличие от Запада, советское село всегда субсидировало город. Импорт продовольствия (зерна) был в СССР признаком благополучия, а огромный импорт продовольствия – признак бедствия.

Почти общепринятым стало утверждение, будто хозяйство СССР измотала гонка вооружений. Это мнение ошибочно и является следствием пропаганды. С гонкой вооружений экономика справлялась – по оценкам ЦРУ доля военных расходов в валовом национальном продукте СССР постоянно снижалась. В начале 50-х годов СССР тратил на военные цели 15 % ВНП, в 1960 г. – 10 %, в 1975 г. – всего 6 %. На закупки вооружений до перестройки расходовалось около 5 % от уровня конечного потребления населения СССР. Это никак не могло быть причиной краха системы.

Не сыграли существенной роли и колебания цен на нефть – прирост ВВП в СССР стабилизировался с середины 70-х годов на уровне 3–4 % в год. В технологическом укладе тех лет рост был ограничен резервами рабочей силы. И это стабильное развитие было более быстрым, чем в США.

Распределение и потребление. Из отношений собственности в СССР вытекал тип распределения, включающий значительную уравнительную компоненту – не только по труду, но и «по едокам». Его механизмами были: бесплатное жилье, медицина, образование, низкие цены на пищу, транспорт, культуру. Через эти каналы человеку давался минимум благ как члену общины (СССР). Он имел на это гражданское право, так как с общей собственности каждый получал равные дивиденды. В 70–80-е годы СССР стал «обществом среднего класса» с симметричной и узкой кривой распределения людей по доходам. Децильный фондовый коэффициент дифференциации с 60-х до конца 80-х годов колебался в диапазоне 3–3,5.

Базовые материальные потребности удовлетворялись в СССР гораздо лучше, чем этого можно было бы достигнуть при тех же ресурсных возможностях и том же уровне развития в условиях капитализма, – хозяйство было очень экономным.

Для понимания советского хозяйств важен тот эксперимент, который осуществляется начиная с 1989 года. Цель его – превращение советского хозяйства в рыночную экономику. В ходе этого эксперимента получен большой запас нового знания в области экономической теории. Именно когда ломают какой-то объект, можно узнать его внутреннее устройство и получить фундаментальное знание.

Разрушение финансовой системы и потребительского pынка в 1988–1990 гг. вызвало шок, который и использовали политики для уничтожения СССР. Кpизис был создан пpи демонтаже советской системы, а не унаследован от СССР. Ликвидация плановой системы, кем бы она ни была проведена, привела бы именно к этому результату – немного хуже, немного лучше в мелочах. Ельцин по мере сил сопротивлялся давлению МВФ и США, замедляя темп разрушения советских хозяйственных структур.

Перестройка Горбачева. Выход из «сталинизма» в 50-е годы, как и вообще выход из мобилизационного состояния, оказался сложной проблемой. Она была решена руководством СССР плохо и привела к череде политических кризисов. Их тяжесть была усугублена холодной войной.

С 60-х годов в части общества складывается целостный проект ликвидации советского строя. Основания для этого проекта имелись в русской