Живой Журнал. Публикации 2001-2006 - Владимир Сергеевич Березин

много разных людей и стрелочки восьми типов. Во-вторых, эта конструкция живёт сама по себе. Вот я читаю, что я удалил akuaku! Но я не удалял akuaku. На всякий случай я добавил akuaku. Ничего не изменилось, и я добавил akuaku ещё два разу. Поглядев на меня akuaku, было добавивший меня, на всякий случай выкинул меня вон. И правильно — что akuaku с сумасшедшим-то связываться? Зато он прислал мне вьетнамскую картинку про Лодочника, за что я ему безмерно благодарен. Не говоря уж о том, что все установки у меня обнулились, и понятно, что все выкинули всех, а потом, опомнившись, добавили, а потом снова выкинули. Тьфу! Молчите амбарные книги, я вас не писал никогда!

Извините, если кого обидел.

25 декабря 2004

История про критиков для Пронина (остальным читать её будет неинтересно)

Одна моя знакомая, понимающая толк в жизни и культуре, сказала недавно, что определение "литературный критик" становится совершенно неприемлемым для самопрезентации. Сказать о себе "литературный критик" во многих случаях — то же самое, что сказать "я принадлежу богеме" или "я интеллигент". И дело не только в кокетстве, а ещё и в причислении, соотнесении себя с профанированным понятием.

Я не согласился, но не согласился только в малом.

Это малое заключается в том, что в подавляющем большинстве случаев человек, представляясь литературным критиком, говорит неправду.

Он либо рецензент — но это другая профессия. Либо — он литературовед, но и это совершенно иное занятие.

Собственно, литературной критики в её исконном понимании, сейчас нет. Отдельные недобитки-критики попрятались в окна отдельных квартир и литературных журналов, но скоро их повыведут — всех до одного.

Или они вымрут сами.

Причин тут две: во-первых, литературная критика не влияет на "литературный процесс", и, во-вторых, литературная критика не влияет на отношения с издателями и читателями.

Если оперировать абсолютными понятиями, то, конечно, всё влияет на всё — и заметка в глянцевом журнале влияет на судьбу писателя. Но тут-то и рассуждения закончатся. С одной стороны — против того, что всё влияет на всё и капля камень точит — не попрёшь. А с другой стороны, мы, произнося такое, падаем в объятья астрологии.

Как человек, который десять лет пишет рецензии, я скажу, что наличие рецензии где бы то ни было не влияет на процесс продаж и издательский процесс. Я за это время говорил примерно с сотней издателей — и это они мне подтвердили.

Остаётся влияние на самого автора — так на него влияет даже сосед по лестнице. Он тоже может дать критическую оценку, хотя работает на заводе.

С двадцатых годов XIX века до восьмидесятых годов XX века в общественном штатном расписании была позиция "литературный критик". И настоящий критик, критик того времени, существовал не как вертухай на вышке, а как один из зеков — внутри этого "процесса". Сейчас её упразднили, но некоторое количество просроченных или самодельных удостоверений бродит по рукам.

Вот и всё — что касается классического понимания слова «критик».

Неклассических может быть сколько угодно, как университетов в современной Москве. Но мы ведь понимаем, что университет — один. Сейчас есть литературовед, обозреватель, рецензент, журналист, промоутер проекта, простите мой французский.

А критика нет.

Присвоить себе это звание вроде как сп… опять этот французский! — как стащить чужой китель с орденами и бегать в нём по улицам. Этих орденов уже просто невозможно получить, этого звания уже невозможно достичь — достичь нельзя, да. Это как невозможно сейчас стать чемпионом мира по гонкам на драконах. Раньше, говорят, драконы были — а сейчас их не наблюдается.

Есть такая пародия на науку — фантастиковедение. Оттого что есть нормальное литературоведение, к которому создаётся параллельный термин, наподобие бесчисленных современных академий пародирующих одну — Российскую академию наук и бесчисленное множество московских университетов, пародирующих своим новым названием МГУ.

Говоря обо всём этом нужно испытывать известное чувство уважения к людям, которые хотят написать в своём удостоверении то, что они хотят. И они имеют право это написать — потому что удостоверение ничего не стоит.

Но вся эта местечковость в фантастике напоминает сдержанный, но унылый разговор с нетрезвой женщиной, которая капризничает, но всё равно не даст.

Извините, если кого обидел.

25 декабря 2004

История про сетевые конкурсы

Питерский писатель Святослав Логинов как-то написал замечательную пародию на рецензента, тупого и злобного. Этот рецензент занимается тем, что ругает Льва Толстого, напыщенно философию литературы, но его утверждения оказываются глупостями. Персонаж Логинова, забыв о Шекспире, утверждает, что всякий писатель, не писавший для детей, вызывает подозрение, критикует Толстого за косноязычие в таких выражениях, как «…Наташе Ростовой подобные издевательства безразличны, она никогда не была живой, а романтически настроенные читательницы чувствуют себя так, словно это их насилует автор»… В этой пародии высмеивается много разных приёмов, и все это могут увидеть, но я хочу сказать о другом.

Дело в том, что эта конструкция доводов и стиль особенно часто повторяются на сетевых конкурсах рассказов, в ходе которых участники имеют возможность и желание рецензировать друг друга.

Картину раз высматривал сапожник

И в обуви ошибку указал;

Взяв тотчас кисть, исправился художник.

Вот, подбочась, сапожник продолжал:

"Мне кажется, лицо немного криво…

А эта грудь не слишком ли нага?"….

Тут Апеллес прервал нетерпеливо;

"Суди, дружок, не свыше сапога!"

Есть у меня приятель на примете:

Не ведаю, в каком бы он предмете

Был знатоком, хоть строг он на словах,

Но чорт его несет судить о свете:

Попробуй он судить о сапогах!

Это знаменитая притча Пушкина «Сапожник» образца 1829 года упомянута здесь не просто так.

Существует несколько разных специальностей, которые стоят рядом с литературой. Есть корректор, редактор, критик и рецензент. Всё это разные специальности, хотя в жизни, бывает, их совмещает один человек.

На сетевом конкурсе есть несколько способов высказаться любому желающему.

Во-первых, это корректорская критика. Она очень распространена, потому что на конкурсах с ограниченным временем многие рассказы представлены публике с опечатками, а методика глумления над орфографическими ошибками хорошо отточена на форумах и конференциях.

Во-вторых, это редакторская критика. Она несколько сложнее, но тоже представляет большие возможности для остроумия. Много лет назад, когда в «Новом мире» вышли мои рассказы, одна моя будущая начальница написала на них рецензию. Среди прочих, там был один рассказ про иностранку,