Геноцид армян. Полная история - Раймон Арутюн Кеворкян

Хомсе коллективные обращения уже начались[4431]. Конечно, все ждали патриарха Завена: он признается в своих мемуарах, что предложил депортируемым принять предложение и ждать грозы[4432]. Отян не рассказывает нам, стало ли мнение патриарха решающим, но отмечает, что большинство армян выразили готовность принять предложение, чтобы «спасти свои шкуры». Член Центрального комитета юнионистов, находившийся в Дамаске, Али Кема, лично съездил в Гаму, чтобы понаблюдать за обращениями, что, несомненно, может рассматриваться, как знак преданности туркизму. Больше всех были обеспокоены мужчины, которые были главами семей; они, очевидно, боялись, что их дочерей вскоре насильно выдадут замуж.

Под принуждением Отян стал Азизом Нури и даже получил документы, удостоверяющие личность, под этим именем. В какой-то степени как акт неповиновения и, несомненно, даже больше как насмешку, все мужчины, отмечает Отян, брали имя Абдулла. Три католических и два протестантских священника, которых подозревали в призыве к своим соотечественникам отказаться от обращения, были арестованы непосредственно перед началом процедуры исламизации, проходившей в клубе младотурок в Гаме[4433]. Из пяти тысяч депортируемых города всего тридцать армянских женщин из Самсуна категорически отказались от предложения: «Они убили наших мужей и детей, — восклицали они, — и увели наших дочерей; пусть они теперь убьют и нас». Арабское население, очевидно, было шокировано такими методами и отказалось предоставить доступ в мечети этим обращенным, которых на некоторое время освободили от обрезания, так как этот обряд назначили на март или апрель[4434]. Случай Левона Мозяна, который описывает Отян, один из самых интересных. Мозян, который принадлежал к подпольной сети, работавшей на строительной площадке Интилли Багдадской железной дороги, сумел сбежать во время ликвидации армянских рабочих и найти убежище в Гаме в августе 1916 г.[4435]. После того как Отян был арестован в Мерсине, — считавшийся дезертиром, он был также обвинен в шпионаже в пользу Британии — и интернирован в Тарсон вместе с немецким шофером, которого также арестовали как английского шпиона, хотя никто не мог с ним говорить, его талант переводчика спас ему жизнь. В Адане он встретил Левона Закаряна, под именем Али Хайдара, инспектора Департамента по государственному долгу, который ездил туда и обратно между Аданой и Бейрутом или Дамаском. Благодаря Закаряну, Мозян смог уехать в Гаму, где под именем Али Нуреддина он стал учителем математики в единственной школе в городе[4436]. Передвижения этого преданного журналиста, говорившего по-французски и умевшего изворачиваться, несомненно, дают некоторое представление о том, как выживала эта категория депортируемых.

Еще одна группа выживших состояла из 2–3 тыс. детей, в основном девочек от четырех до восьми лет, которые находились в арабских семьях Гамы, а также уличных беспризорников, пытавшихся выжить любыми способами. Среди них внимание Отяна привлек 11-летний мальчик: он выживал тем, что продавал свою младшую сестру парам, которые хотели детей, а затем возвращал ее и продавал снова[4437].

Многие одинокие женщины выживали, работая прислугой в домах греческих мелькитов и сирийцев. В начале 1917 г. новый мутесариф собрал их всех под предлогом того, что они были обращены в ислам и им нельзя было больше работать в христианских семьях[4438]. Последняя группа была разбросана по Гаме в конце 1916 г. К ней относились несколько человек, которым чудом удалось избежать расправ в Дер-эз-Зоре[4439]; их рассказы о том, что они перенесли, напугали армян, высланных в Гаму.

Ситуация с этими депортируемыми тогда была особенно ненадежной. Все они были во власти местного руководства, а главным образом, приказов центральных властей, которые продолжали пристально следить за судьбой «счастливцев», отправленных по маршруту, ведущему на юг.

Несмотря на местные условия, которые едва ли способствовали осуществлению гуманитарной деятельности, в 1917 г. около ста пятидесяти сирот Гамы были взяты на попечение самими депортируемыми. Они жили в самодельном приюте. И снова вмешался Золлингер, филантроп из Алеппо, чтобы их спасти: ежемесячные пособия в размере от шестидесяти до ста турецких фунтов, которые он предоставил для поддержки сирот, сыграли решающую роль в их выживании. Из-за отсутствия средств примерно такое же количество детей были обречены на скитание по улицам города[4440]. Когда было объявлено перемирие, количество депортируемых армян в регионе Гама насчитывало десять тысяч человек[4441].

В соседнем городе Хомсе в тот же период количество выживших армян составляло от двух до трех тысяч человек. Эти армяне также были насильно обращены в ислам. Большинство их них выживало, работая на военных предприятиях, пока в регион не пришли британские и арабские войска[4442].

Депортируемые, высланные в Иорданию и Хавран

Помимо зон высылки в Сирии, о которых только что шла речь, депортируемых отправляли и в некоторые другие регионы еще южнее. Патриарх Завен сообщает, что тысяча семей были разбросаны по регионам Салт, Керек, Амман и санджаку Сарай[4443]. По словам Хасана Амджи, черкесского офицера, работавшего в службе Джемаля-паши, в мае 1916 г. в нескольких областях Хаврана и Джебель-Друзе их насчитывалось от двадцати до тридцати тысяч. Амджа был лучше информирован о судьбе этих депортируемых, потому что Джемаль поручил ему организацию их перемещения в Бейрут и Джаффу летом 1916 г.[4444]. Именно для выполнения этого распоряжения он отправился в Деръа, главный город Хаврана, в конце августа, в качестве представителя Специальной комиссии, ответственного за депортируемых в Хавране. Там он столкнулся с враждебностью главы дамаскского отделения «Севкийята», Нашада-бея, который также являлся региональным представителем Иттихада. Нешад отрицательно отнесся к идее перемещения во многом потому, что он только что завершил процедуру обращения депортируемых в ислам. «Один армянский священник, — вспоминает Амджа, — за систематические отказы принять ислам был заморен голодом до смерти»[4445]. В первых же областях, которые он посетил, он обнаружил тысячи людей, от которых остались кожа и кости, «с впавшими щеками, с руками и ногами, похожими на палки, сами похожие на мумий и близкие к смерти»[4446]. Позже, в Джебеле, месте с очень изрезанным рельефом, с которого видна пустыня Хавран, он натолкнулся на ряд деревень, где «от тридцати до сорока тысяч депортируемых умерли от сыпного тифа, повторной лихорадки или малярии, свирепствовавших в регионе». В Хазракое, в часе от Кефренсе, он узнал, что из пятисот человек высланных в эту деревню, четыреста семьдесят умерли: «Живые трупы с огромным трудом, опираясь на костыли, двигались по узким тропам деревни»[4447]. Амджа, тем не менее, сумел забрать четыреста вдов и сирот из горного региона, известного как Джебель и вернуть их в Деръа; оттуда они тремя колоннами отправились в Дамаск, Триполи (Сирия), Хайфу,