Мёртвая дорога - Александр Алексеевич Побожий

— Не могу знать, товарищ начальник.

— Давно я тебе оттяжку не делал, забаловался...

Голос Антонова ещё долго долетал до нас. Но вот из-за поворота реки показались небольшой буксир с баржей, а следом за ними — один за другим — три морских лихтера. Их металлические громады возвышались над низкими берегами реки, а она уже не казалась такой широкой и пустынной. Такие большие суда впервые вошли в эту реку. Они рисковали сесть на мель. Но для строительства дороги страна отдавала сюда всё — иногда, может быть, из самых скудных резервов, — и, конечно, с такими мелочами никто не считался. На судах было тихо. Они шли точно по следу буксира, капитан которого, видимо, хорошо знал фарватер.

Когда можно было прочитать на буксире его название «Воркута», с него бросили якорь и дали сигнал лихтерам делать то же самое. Мы пошли обратно.

Подплыли к косе лодки с капитанами судов, начальниками колонн, командирами ВОХР, оперуполномоченными, инженерами и другим начальством. Они подходили к Антонову, козыряли, рапортовали. Когда собрались все, Антонов повторил:

— Приказываю в три дня пургу разогнать...

А майор тут же разъяснил смысл слов своего начальника:

— Сейчас же начинайте разгрузку.

Оперуполномоченные и командиры ВОХР пошли осматривать места для зон и размечать оцепление.

Между прибывшими инженерами начался деловой разговор, в котором Антонов и его свита участия не принимали; решали, как разгружать электростанцию, тракторы, паровозы, вагоны, рельсы и другое тяжёлое оборудование.

Антонов потребовал себе лимонада и лёгкой закуски. Персональный повар его — бывший заключённый, сопровождавший Антонова всюду, — мигом принёс из самолёта свежие помидоры, огурцы, лук, редиску, шпроты и две бутылки, расставив всё на походном столике.

«Откуда овощи? Из каких теплиц? Здесь, на Севере, в июле свежие овощи!» — подумал я, и, верно, не один я.

Антонов закусывал, остальные обсуждали порядок разгрузки, чертили на бумаге схемы причалов.

Только когда заговорили о выгрузке паровозов, он оторвался от еды и сказал:

— Поручите это дело прорабу Селиванову, у него голова ещё варит.

Привезли с лихтера и Селиванова. Он был прорабом первой колонны, а до этого отсидел десять лет, после чего был оставлен на Севере на неопределённый срок и теперь работал как вольнонаёмный. Селиванову ещё не было пятидесяти, но заключение отложило на нём неизгладимые отпечатки. У него не было зубов, он шепелявил. По испитому лицу с глубокими морщинами нетрудно было догадаться, что он много пережил. Его взгляд говорил о давно сломленном, но ещё живом духе.

— Чтобы разгружать паровозы, надо прочные причалы строить, — подтвердил Селиванов уже высказанное Татариновым мнение. — А для этого, — продолжал он, — нужно ряжи рубить и опускать на дно реки. — Он немного подумал и добавил: — Плохо, что камня нет, ну да ряжи можно и песком загрузить.

С его мнением согласились.

Пущай каждая колонна себе причалы строит, — вмешался Антонов, и с ним согласились, хотя этот вопрос уже и решили раньше. Для одного лихтера, где стояли паровозы, нужен был особенно прочный причал.

На каждого зэка по бревну — вот вам сразу больше тыщи, — соображал вслух Антонов и, повернувшись к Селиванову, спросил: — Тыщи брёвен хватит?

Пожалуй, хватит, — ответил прораб, — но всё будет зависеть от глубины реки у берега.

— Действуйте, разгоняйте пургу, — приказал Антонов и добавил:

— Всех придурков и слабосилку на работу, чтобы ни одного филона не было! Кто будет филонить — на триста грамм без баланды.

Три катера непрерывно курсировали между судами и берегом, перевозя заключённых на необетованную землю. Каждая колонна выгружалась на отведённый ей клочок земли. Охранники с автоматами и овчарками окружили небольшие площадки у реки, расставив там таблички с надписями: «Зона».

Заключённые сходили с катеров. Здесь же, у трапов, охранники вели им счёт, обыскивали их с ног до головы. Дальше они шли попарно в круг, где по команде садились. Земля с её вечной мерзлотой покрывалась серыми бушлатами, над которыми роем кружились комары.

Когда счёт и обыск заключённых были закончены, начальники колонн объявили приказ Антонова, в котором были обещаны поощрения за быструю разгрузку судов.

Первая премия на бригаду: пол-литра спирту и пять пачек махорки, вторая — четыре пачки махорки. За каждый паровоз, выгруженный без поломок, — пол-литра спирту и три пачки махорки. По толпам прошёл гул не то одобрения, не то насмешки, а конвой уже кричал: «Разберись по пяти!» Подошли прорабы, десятники, и заключённые в оцеплении двинулись к лесу.

Вдоль всего берега валили лес, зачищали и тащили к реке бревна, а там рубили ряжи. И заключённые и конвойные проклинали комаров, разводили костры, ругались от нестерпимой боли и зуда. А десятники кричали: «Давай, давай!»

Антонов и часть его свиты улетели в Игарку, улетел и Татаринов. Нам с Рогожиным и Слободским, начальником партии соседней экспедиции, Татаринов приказал уточнить место перехода через реку Таз, помочь строителям промерять реку в месте причалов и составить для них планы. Слободский, кроме этого, должен был срочно проложить трассу от причалов на коренной берег Таза для вывоза прибывших пароходов, вагонов и рельсов.

Ни днём, ни ночью не прекращались работы в лесу и на берегу. Только на пять-шесть часов бригады уводили по очереди на отдых в палатки, поставленные «слабосилкой». Люди валились на сколоченные из жердей нары, закутывали головы в бушлаты и, провалявшись несколько часов, заслыша подъём, снова шли в лес. В перерывы на обед, когда раздавали пайки и баланду, люди выстраивались в очередь у походных кухонь, а потом, закрывшись от комаров бушлатами, склоняли головы над мисками.

Дальше от реки, на высоком берегу, «слабосилка» строила каптёрки, зону, «кондей» и устанавливала палатки, похожие на бараки с вагонками внутри.

На четвёртые сутки все три лихтера подошли к причалам. Заключённые буквально облепили суда. Они несли на берег мешки, ящики, выводили лошадей. Скрипели вороты, лебёдки, люди надрывались у ваг из целых брёвен, и тяжёлые машины спускались на