Журнал «Юность» №07/2025 - Литературно-художественный журнал

Мистер Хэйзел и мистер Смит – не просто владельцы похоронного бюро, предлагающие полный пакет услуг, но и медиумы – они видят призраков и общаются с ними. И вот, отправившись к шотландскому лендлорду, оба вляпываются в неприятности: сначала таинственно погибает дворецкий, а потом пропадает важная реликвия – египетский анкх, символ жизни. Если бы на этом проблемы кончились! Викторианский Лондон болен египтоманией: то мумий на потеху богачам разворачивают, то начинают скупать редкости, то восхваляют силу древних культов. И, разбираясь с заказами в духе «похороните моего родственника в каменном саркофаге», Хэйзел и Смит впутываются в планы таинственного общества Осириса и расследуют череду странных убийств…

Новая книга Марии Рудневой продолжает историю двух очаровательных и харизматичных гробовщиков. Это один из тех романов, где персонажи настолько крадут внимание, что, в сущности, не обращаешь внимания уже ни на сюжет, ни на сеттинг, ни на манеру повествования. Хотя все здесь отшлифовано – в особенности египетская составляющая, которая, при всем внимании к деталям, не перебивает английскую. «Похоронное бюро» – книга поистине викторианская, но не столько в рюшечноэстетическом смысле, сколько в авантюрно-приключенческом. Это весьма ироничный роман, такая смесь вольной экранизации историй о Джеке Потрошителе, постановки одной из пьес Оскара Уайльда и классической «Мумии». То, что начинается как герметичный детектив, внезапно становится сперва набором остроумных ситуаций-анекдотов из посещений причудливых клиентов гробовщиков, а потом – масштабным детективным экшеном, от которого зависит судьба Лондона и всех его жителей. Хотя в первую очередь – всех его нежителей.

Но, безусловно, есть у этого романа и смысловой лейтмотив, не связан ный напрямую ни с викторианщиной, ни с Древним Египтом. Более, как положено, универсальный. Второй том «Похоронного бюро» – история о гнетущем одиночестве, которое что для живых, что для мертвецов, уж простите случайный каламбур, смертельно. Оно пострашнее любой египетской хтони и неуловимых убийц – постепенно отравляет и заставляет усомниться в смысле жизни «по эту сторону», зачем-то ища ответы «по ту».

А там, может статься, их и нет вовсе.

МАРИЯ АКСЕНОВА, «ДИТЯ ЛЕСА» (МИФ)

Маша живет с бабкой, дедом и семьей тетки в небольшом городе Амурской области. Живут тяжело и тесно. О родителях Маша не знает ничего. Зато обожает сочинять, играть в индейцев, а еще мечтает наконец пойти в школу. Но мир оказывается чересчур жесток – и все в жизни идет наперекосяк с тех пор, как умирает прадед.

«Дитя леса» – кладовая памяти, до отказа забита воспоминаниями светлыми и мрачными; все тут двоится, и природная пастораль светлого леса сменяется мрачностью больниц и жестокостью школы, столь долгожданной, однако на деле оказавшейся местом колдовским, проклятым – из-за страшного заклинания «сирота». И вот постепенно краски сгущаются, и текст-ностальгия превращается в роман, полный горя и отчуждения. Маше приходится спасаться в выдумках, она – инородное тело (именно так, неодушевленно) и среди родственников, и среди сверстников. Мария Аксенова пишет о вынужденном эскапизме, эскапизме спасительном, эскапизме всякого сочинителя, сперва помогающем силой фантазии и слова нащупать свое истинное «я», а потом – раскрыть его другим. Только игры в индейцев не дают героине сойти с ума, зачахнуть морально. Это единственная психологическая опора, доступная ей к концу романа. Все остальные – от баловства с братом до походов в лес с дедом-пьяницей, – постепенно заканчиваются. Жизнь отнимает у Маши многое, но оставляет главное – игру, бабушкины бусы, венок с перьями и даже недоделанный лук. Эмоциональные качели раскачиваются – и держаться за них получается только у Маши-индианки, а не у Маши-девочки.

Каждый взрослый герой здесь живет «в скорлупе своих обид», мир его «покрыт сажей», а маленькая Маша совсем не хочет становиться похожей на одного из них. Собственно, главная проблема взрослых, как и в «Чучеле», с которым роман, безусловно, во многом перекликается, – это слепота. Причем мотив слепоты духовной здесь сопряжен с мотивом физической: маленькая Маша чуть не лишается зрения, а тетка только после потери одного глаза вдруг открывает себя настоящую. Впрочем, это не единственный сквозной образ в тексте – остальные, как сочные ягоды в лесу, лучше искать самим.

К. А. ТЕРИНА, «ВСЕ МОИ ПТИЦЫ» («РЕШ»)

Рассказы К. А. Терины разнообразны и по жанру, и по стилю – некоторые напоминают короткую прозу Маркеса, некоторые – страшные сказки братьев Гримм, некоторые – фантазии Стругацких; одни описывают ужасы стимпанка, другие – настоящее с ноткой счастливой магии, а третьи – альтернативные миры будущего со змееносцами. Казалось бы, сложно охарактеризовать весь сборник – что же, это действительно непросто. Однако каждая история, вне зависимости от обозначенного стиля и жанра, – это своего рода притча. К. А. Терина превращает обычных людей в богов и монстров: мелодии их души зачастую страшны и печальны, но это не приводит ни к каким видимым метаморфозам; не будет превращений ни в ослов, ни в отвратительных насекомых. Нет, метаморфозы здесь происходят глубоко внутри – не в конкретно взятом человеке, а в его природе. Кажется, весь сборник и есть ее дотошное исследование; даже, вернее сказать, безобидный эксперимент над ней. Все это приводит к зыбкости не только сюжетной, но и языковой реальности. Местами автор поэтична настолько, что слышна музыка текста: порой такой эффект достигается с помощью грамотно подобранных метафор и череды быстро сменяющих друг друга образов, а порой – с помощью ритма.

Иными словами, «Все мои птицы» – эта огромная лаборатория, полная зеркал. Здесь все подвижно, все меняется, все не то, чем кажется, – а в отражениях нет-нет да и увидишь себя, вывернутого наизнанку. И узнаешь куда больше, чем собирался.

СОФА ВЕРНЕР, «ГОД ГОРГИППИИ» («ПОЛЫНЬ»)

Одна из главных характеристик современной фантастики в широком смысле – ее эклектичность, и к «Году Горгиппии» это особенно применимо. Перед читателем раскидывается удивительно похожий на античность мир: здесь есть полисы, Колхида и Скифия, здесь чтят искусства, здесь проводят Олимпийские игры, – который, однако, наследует нашей давно погибшей цивилизации – в тексте встречается хронология «после нашей эры». Софа Вернер метко называет это этническим постапокалипсисом. Катастрофу человечество помнит, но смутно. Пытается изучить достижения далекого прошлого в институте лженауки и искусств. И вот новые Олимпийские игры объявлены в городе Горгиппии. Выбрано три чемпиона, каждый из которых может собрать свою команду атлетов, но… игры эти будут необычными. Потому что впервые явятся сами боги – Солнце, Земля и Море, – чтобы изменить правила игр.