Уайт-Ривер в огне - Джон Вердон

стычка с местным копом. Квартира явно была идеальной точкой для снайпера — отсюда легко можно было подстрелить любого, кто окажется поблизости от поля, где шла демонстрация.

— Итак, — с заметным возбуждением сказал Торрес, — мы подходим к ключевым уликам.

Следующий кадр — снимок на уровне пола той же комнаты: нижняя часть парового радиатора и тесное пространство под ним. В тени, у стены, Гурни уловил мягкий блеск латунной гильзы.

— Тридцать шестой калибр, — отметил Торрес. — Точно такой же, как у найденной пули.

— С чётким отпечатком? — уточнил Клайн.

— Два. Вероятно, большой и указательный пальцы — как бывает при работе с винтовкой с затвором.

— Мы уверены, что был именно затвор?

— Для большинства винтовок тридцать шестого калибра, выпущенных за последние полвека, это характерно. Точно узнаем после баллистической экспертизы: изучим следы экстрактора и выбрасывателя.

На следующей фотографии — деревянный пол. Торрес указал на три едва заметных отпечатка на пыльной поверхности, каждый размером с десятицентовую монету, расположенные примерно в трёх футах друг от друга — основания воображаемого треугольника.

— Видите эти маленькие следы? — сказал Торрес. — Их расположение идеально совпадает с геометрией ножек той самой треноги из реки. Высота треноги, установленной здесь, давала прямую линию огня в полицейского.

— Вы имеете в виду затылок Джона Стила? — уточнил Гурни.

— Да. Совершенно верно.

Торрес перешёл к следующему снимку — маленькая ванная с душем, грязной раковиной и унитазом. Затем два крупных плана: хромированная ручка сливного бачка и внутренняя часть унитаза. В воде плавали скомканный пёстрый бумажный ком и выцветший лейкопластырь.

— Здесь нам повезло, — сказал Торрес. — На ручке — хороший отпечаток большого пальца, а на вещах в чаше унитаза есть и отпечатки, и образцы ДНК. Это обёртка от фастфуда с жирной поверхностью — на ней три отличных отпечатка. На пластыре — следы крови.

Клайн оживился:

— Отпечатки пробили? Совпадения есть?

— Ни в местной, ни в штатной базе — ничего. Ждём ответ от IAFIS. В Вашингтоне больше ста миллионов карточек, так что надеемся. В худшем случае стрелок никогда не задерживался и не сдавал отпечатки ни по какому поводу. Но даже тогда, как только мы выходим на нужного человека, у нас есть железные улики, связывающие его с квартирой, гильзой, треногой. И ещё: камера на Бридж-стрит засняла машину стрелка сбоку — через боковое стекло просматривается тёмный силуэт водителя. Сейчас это неразборчиво, но в лаборатории в Олбани есть мощное ПО для улучшения. Так что рассчитываем.

Его слова прервал приглушённый звук входящего сообщения на телефоне Бекерта.

— Идентификация лица была бы чертовски близка к финалу, — заметил Клайн.

Торрес обвёл взглядом сидящих за столом:

— Вопросы?

Бекерт, казалось, целиком поглощён чтением на экране.

Шериф неприятно ухмыльнулся:

— Если и по другим нашим делам мы установим фактического пользователя машины Девалона, то вся эта алхимия с улучшениями в Олбани может прибить парня к стенке. Фотография — прекрасная штука. Для присяжных — особенно.

— Мистер Клайн? — спросил Торрес.

— На данный момент вопросов нет.

— Детектив Гурни?

— Просто любопытно... насколько глубока была вода?

Торрес нахмурился:

— В унитазе?

— В реке.

— Там, где мы нашли треногу? Около трёх футов.

— Нашлись ли какие-нибудь отпечатки на оконной раме или подоконнике?

— Пара очень старых, выцветших. Ничего свежего.

— Дверь квартиры?

— То же самое.

— Дверь в ванную и смесители умывальника?

— Аналогично.

— Удалось найти в доме кого-нибудь, кто слышал выстрел?

— Разговаривали с парой жильцов: возможно, они слышали что-то похожее на выстрел. Ответы расплывчатые. Это не тот район, где люди охотно общаются с полицией или признаются, что были свидетелями. — Он поднял ладони, словно смиряясь. — Ещё вопросы?

— С моей стороны — нет. Спасибо, Марк. Отличная работа.

Молодой детектив позволил себе лёгкую, удовлетворённую улыбку. Он напомнил Гурни о Кайле, его двадцатисемилетнем сыне от первого брака. А это, в свою очередь, напомнило, что ему следует позвонить. Кайл унаследовал его склонность к замкнутости, и потому их общение, хоть и было приятным, происходило редко. Гурни пообещал себе, что наберёт номер сегодня же. Возможно, после ужина.

Голос Бекерта вернул его к реальности:

— Сейчас самое время перейти к нашему прогрессу в расследовании убийств Джордана и Тукера. Сегодня утром у нас случился прорыв, и мы ожидаем новых фактов в ближайшие полчаса. Так что самое время сделать небольшой перерыв. — Он глянул на телефон. — Продолжим в двенадцать сорок пять. А пока прошу не покидать здание. Гудсон, нужна какая-нибудь помощь?

— Нет.

Он провёл отполированным ногтем указательного пальца по всей длине белой трости, лежавшей перед ним на столе.

20.

Заседание возобновилось ровно в 12:45. Это заставило Гурни задуматься: случалось ли когда-нибудь, чтобы Бекерт отступил от своих железных представлений о порядке и регламенте, и каков был бы его отклик, осмелься кто-то вмешаться в его планы.

Бекерт принес ноутбук и водрузил его на стол для совещаний. По привычке выбрал то же кресло — спиной к дверям, лицом к окнам, за которыми проступала унылая геометрия тюремных корпусов.

Синхронизировав компьютер с настенным монитором, он коротким жестом дал понять, что все готово.

— Начнем с нашей утренней находки: сайта организации белых супрематистов, выдающих себя за блюстителей справедливости. Они утверждают, будто чернокожие готовят в Америке войну против белых — войну, которую не остановят ни полиция, ни армия, потому что обе структуры заражены влиянием черных и их либеральных сторонников. Считают своим божественным долгом уничтожить, как они это называют, «ползучую черную угрозу», чтобы спасти белую Америку.

— Уничтожить? — спросил Клайн.

— Ликвидировать, — отозвался Бекерт. — На той же странице — старинная фотография линчевания с подписью: «Решение». Но это не главное, почему мы заинтересовались их сайтом. Смотрите на экран. И слушайте внимательно. Это их гимн.

Экран вспыхнул ярко-красным. В центре открылось окно, и пошло видео. Четверка хэви-металлистов выбивала какофонию из грохочущих ударов, ломанных риффов и едва различимых слов. Тем не менее несколько терминов прорезали шум отчетливо и зло:

«Огонь»… «горение»… «клинок»… «пистолет»… «петля».

Картинка была зернистой, звук — отвратительным. Лица музыкантов в коже и с металлическими заклепками скрывались в провалах света, опознать их было невозможно.

Клайн покачал головой:

— Если это имеет отношение к нашим делам, то мне нужен переводчик.

— К счастью, — сказал Бекерт, —